Дезертир флота
Шрифт:
– Что ты понимаешь, урод безмозглый?! – зарычал рыжий пленник. – Я свободным рожден, не чета тебе! – Он с удивительной гибкостью метнул скованные руки между брусьями, изогнулся и почти достал щиколотку одноглазого парня. Квазимодо едва успел отпрыгнуть. Разочарованный рыжий издал низкое вибрирующее рычание.
– Вы эти собачьи ухватки бросьте, – пробормотал слегка испуганный вор. – Тоже мне еще великий, трахнутый на голову милорд нашелся.
– Ошейник носишь, раб хозяйский. Я тебе горло вырву, – страстно пообещал рыжий пленник.
– Да на здоровье. После здешних хозяев или до них за дело приняться желаете? Если что, я могу местных живодеров попросить, чтобы
– Осел тупой! Вонючка уродливая, – в бессильной ярости зашипел рыжий парень.
Неожиданно из глубины клетки метнулась вторая тень. Хлестнула по решетке огненная грива волос. От удара скрипнули брусья. Оторопевшему Квазимодо на миг показалось, что гибкое тонкое тело протиснется сквозь узость ячейки, просочится между крепкими брусьями. Но темное дерево выдержало. Скованные кисти чуть-чуть не дотянулись до ноги вора. В клетке теперь придушенно рычали в два голоса. В полутьме неистово сверкали две пары карих глаз.
Квазимодо сплюнул. Бешеные какие. Разве с такими договоришься?
Квазимодо прокрался мимо стола с книгой учета, поднялся по ступенькам. Сначала стоит проверить левую часть верхнего этажа. До внешней стены там ближе всего. Может, рискнуть веревку перекинуть? Была бы «кошка» хорошая. Ладно, посмотрим на месте. Потом вода и жратва. Шутки шутками, а Ныр может и не выдержать.
Вор прижался к двери, хотел послушать, но тут же зайцем метнулся назад. Влетел в коридор между клетками. Сзади на лестнице уже слышались торопливые шаги. Квазимодо едва успел заскочить в свое стойло и закрыть дверь, как мимо камеры пробежал тюремщик. Загорались светильники в коридоре. Вдоль камер, как упитанные летучие мыши, проносились взбудораженные надсмотрщики. Квазимодо ни жив ни мертв лежал на матраце. Дверь прикрыта, на замок-то защелкнуть не успел. При беглом взгляде незаметно, но стоит кому-то подойти… Вот так рискуешь, рискуешь, и когда-то везение кончается.
Ударил гонг. Идут. Квазимодо в ужасе заставил себя подползти к решетке. Сейчас сделают из тебя истинного урода. Или еще хуже. Никакого возбуждения вор не чувствовал, только страх. Проклятая сука, принесло же ее именно сейчас. Дверь не заперта, сидишь здесь как полный лох. Может, не за тобой?
Властный хрипловатый голос лорда Дагда, серебряное журчание ее голосочка. Одновременно до клетки вора долетел чудесный аромат духов. Квазимодо зажмурился. Страх никуда не делся, но пришло и другое… Мгновение юный вор ненавидел себя – тело предавало, неистово и мгновенно захотелось женщину. Тупо и сильно, так бывало, когда долго бездельничаешь на якорной стоянке или валяешься под пальмами после сытного обеда. Бывали в жизни Квазимодо и такие странные моменты, когда абсолютно нечем было заняться. Со шлюхами не так – там купил, быстро справил нужду, пошел пиво пить…
В какой-то момент вор понял, что уже ни о чем не думает, лишь изо всех сил вжимается искалеченной щекой в решетку, и старается увидеть. Ее, только ее. Господа разговаривали у клеток с рыжими глупцами. Квазимодо слов не понимал, да и не пытался понять. С наслаждением слушал серебряный голосок. Лорд Дагда мешал, заглушал. Квазимодо с ненавистью морщился.
– …Отличные экземпляры. Похоже, действительно реликт. Их ареал популяции за последние годы сократился необратимо. Говорят, последние семьи ушли умирать на Север.
– Значит, нам повезло. – Даже не глядя понятно, что пухлые губки приоткрываются
– На них и так охотятся, и слишком успешно. – По голосу было слышно, что лорд Дагда тоже доволен. – С кицунэ связано слишком много суеверий. В большинстве своем совершенно ложных.
– Проверим прямо сейчас? – лепечут прекрасные губки.
– Милая моя леди Атра, ты опять увлекаешься. Не будем искажать удовольствие от эксперимента поспешностью. Материал находится в состоянии аффекта. Этим двоим нужен отдых и полноценная доза анксиолитиков. [40] Не подходи близко. Они перевозбуждены.
40
Анксиолитики – транквилизаторы, используемые для устранения чувства страха и тревоги.
Решетка скрипнула и содрогнулась под двойным ударом. Пленники разочарованно зарычали. Леди Атра восторженно ахнула.
– Да, они в отличной форме, – засмеялся лорд Дагда. – Сразу пара – это такая редкость. Прикажи подготовить их на завтра. Если понадобится принудительный прием препарата, пусть произведут, но очень бережно. Я не желаю видеть мятый материал. Ты остаешься? Не увлекайся, днем нам нужно будет открыть ярмарку. Истинная цивилизация обязана опираться на традиции, и не стоит пренебрегать их созданием и планомерной поддержкой.
– Фу, эти ярмарки – такая скука. – Прекрасная леди с милой гримаской ткнула кулачком в бок хозяина города. – Иногда твои идеи совсем не остроумны.
Квазимодо не мог разглядеть красавицу. Видел только плечо всесильного лорда. Дальше темнела высокая молчаливая фигура – кажется, телохранитель, он и в прошлый раз сопровождал леди Атру. Тот визит темноволосой ведьмы помнился с трудом – одно только унизительное желание стоять на коленях и горячечный восторг. Сейчас было ненамного лучше – опять стоишь на коленях, морда до боли расквашена о жесткие брусья. Парень уже два раза ловил себя на том, что тянется к двери – толкнуть решетку, выползти в коридор, лишь бы взглянуть на нее. В любое другое время вор только бы посмеялся над такой тупостью. Эх, парень, и вправду все мозги у тебя между ног уместились.
До остатков сознания пробилась вялая мысль, о том, что мозги, видно, сейчас и вовсе ушли погулять. Ноздри жадно ловили аромат духов. Возбуждение накатывало сокрушительными волнами. Квазимодо чувствовал, что содрогается, как пес. Шелудивый пес на помойке. На помойке – значит дома.
От воспоминания в голове слегка прояснилось. Ничто так не бодрит, как память об одиноких ночевках на городских свалках, о грызне среди таких же изувеченных, покрытых гнойниками и струпьями бродяг и нищих.
Серебряный волшебный смех. До сих пор Квазимодо не слишком верил в магию. Сейчас судороги желания, проходящие по телу, заверяли в обратном. И снадобье здесь ни при чем. Ох, отдал бы остаток жизни, лишь бы завалить ее на тростник на полу. Хрен с ним, с матрацем, лишь бы забраться на дивное тело. Ох, чудовище нежнокожее…
«Идет», – понял вор. Паника и блаженство навалились одновременно. Хотелось лечь, зарыться в тростник низом живота, скрыть свое непристойное состояние – набедренная повязка уже ничего не могла замаскировать. Но еще больше хотелось сдернуть красную ткань, показать блистательной госпоже, как любит, как жаждет ее ничтожный раб. Она (сука! богиня! тварь, тварь прекрасная!) будет довольна.