Картина третья. Я уже в Москве, стою перед министерским зданием, так называемой «высоткой», потом вижу себя в колоссальной приемной, где в центре за овальным столом с множеством телефонных аппаратов сидит пожилая секретарша. Я подхожу к ней и говорю, что я, мол, такая-то, на меня главой правительства возложено исполнение обязанностей премьер-министра, я исполняла их один день, но сейчас прошу назначить на эту должность более подходящую кандидатуру. «Минуточку, – отвечает секретарша, набирает номер, разговаривает с кем-то по телефону, а затем сообщает мне: – К сожалению, вас пока некем заменить, так что придется вам исполнять эти обязанности еще два дня».
Картина четвертая. Я на поезде еду назад в Петербург – дальше исполнять обязанности премьер-министра. Один день, в пятницу, я уже отработала, и теперь предстояло выдержать еще два дня, то есть субботу и воскресенье – до понедельника, 23 марта. Эти два предстоящих дня кажутся мне вечностью,
но я понимаю, что просто обязана оправдать оказанное мне доверие: ведь, как выяснилось, заменить меня пока некем. И я была готова в такой безвыходной ситуации держать на себе страну. Надо, значит, надо! Вот такое патриотическое настроение проявилось вдруг в этом сне. Правда, последняя мысль была меркантильной. Я подумала (вероятно потому, что с трудом зарабатываю себе на жизнь): «Может, за такую тяжелую и ответственную работу мне хоть что-нибудь заплатят?» И с этой надеждой, увы, не сбывшейся, я проснулась и подумала: «Так это был сон! Ну надо же, какой бред может присниться!».
В ту же пятницу вечером, в изостудии, я рассказала, как исполняла обязанности премьер-министра; это было забавно, и мы посмеялись. В следующий раз я пришла в студию во вторник, 24 марта, и реакция окружающих была уже совсем иной. Ведь в понедельник 23 марта тайное сделалось явным: стало известно, что премьер-министр Черномырдин снят со своего поста.
Все высшие чиновники в один голос заявляли, что для них это событие государственного значения явилось полной неожиданностью, в такой тайне все решалось. Даже утром в понедельник еще не был назначен новый премьер-министр, и президент Ельцин временно взял исполнение этих обязанностей на себя. Каким же образом я уже в ночь на пятницу владела сверхсекретной информацией (хоть и не понимала этого, конечно)? Объяснение для меня очевидно: во сне душа пребывает в «свободном полете», и в ночь с четверга на пятницу, когда было принято это решение, я в так называемом информационном поле восприняла очень тревожный сигнал: не было подходящей кандидатуры на должность премьер-министра, что могло угрожать стабильности государства. И я психологически взяла на себя этот груз. Во всяком случае, так я это восприняла и пережила. Но самый главный вывод, который я сделала после того, как три дня держала на себе страну: на самом деле нет никакой секретной информации, которую нельзя было бы получить по особым каналам, не прибегая к традиционным методам всевозможных разведок. Ведь я случайно уловила эти вибрации, в силу их колоссального эмоционального заряда, а специально обученные люди с экстрасенсорными способностями наверняка могут добыть любые сверхсекретные сведения. Именно между такими особыми агентами (которые могут экранировать или искажать информацию в духовном пространстве) идет невидимая миру борьба. Но эти рассуждения уже выходят за рамки моего рассказа.
2006
Бахыт КЕНЖЕЕВ / Нью-Йорк /
Родился в г. Чимкент. Окончил химический ф-т МГУ (1973). В 1982 году переехал в Канаду, с 2006 года живет в Нью-Йорке. Работал в русской службе «Радио Канады» (1982–1988). Произведения Кенжеева переведены на английский, казахский, немецкий, французский и шведский языки. Член Русского ПЕН-центра. Премии журнала «Октябрь» (1992), Международная литературная «Русская премия» в номинации «Поэзия» за книгу стихотворений «Крепостной остывающих мест».
«Всякая вещь на свете есть рукописный знак…»
Всякая вещь на свете есть рукописный знакпрепинания, а вернее – озимый злак.Не ропща, умирает, обогащая культурный слой,и прорастает в апреле, помучившись под землей.Все путем, дружок. И когда ты в дурацкой злобе сходишь с умаот неверия, выпей браги, расслабься, мудрея не по годам,потому что книга есть небогатая вещь письма,а скорбящий муж есть неграмотный молодой Адам.Да и ты прорастаешь, безропотно голосуя «за»,похрапываешь, обнимая жену, мой невеселый брат,то есть стоишь навытяжку, на мокром месте глаза,и держишь за руку жизнь у замкнутых райских врат.
«Тлеет время золотое…»
Тлеет время золотое(скоро-скоро догорит).Ты ведь этого достоин! —щит рекламный говорит.Петь и хныкать, но без страха.Обнищать. Из липких сотвыесть мед. А горстку прахав чистом поле разнесетветер
пушкинский могучий,богатырское дитя.Он гоняется за тучей,подвывая и свистя,и прощения не просит —только с легкою тоскойв море синее уноситпестрый мусор городской.18 сентября 2016
«как много знает вариантов…»
как много знает вариантовигривый ветр небытияи дольний мир из мелких квантовв котором царствую не яда! поражен душевной комойлежу пред господом нагойменя кусает насекомыйчешуекрылый и другойбеда настали дни тугиележу фактически на днедепрессия да аллергияхворобы модные однелишь одноклассник дева любав ушанке шумной из бобраменя поддерживает грубов надежде славы и добрасаксофонической трубоючуть-чуть елозит в тишинеи димедрола зверобоярыча протягивает мне25 июня 2016
«Дыши глубоко. Постарайся заснуть…»
Дыши глубоко. Постарайся заснуть.Прими анальгина. Попейводички. А хочешь горчичник на грудь?Оно помогает, ей-ей.И это прейдет, и обида пройдет,и мы беззащитны, когдасквозь трещины времени ночь напролетсочится живая вода.Пастуший рожок. Неподбитый итог.Звените, кимвалы, покамужает, цветет, увядает ростокзадумчивого тростника,и боязно, милая, если умру,забыть этот свет дорогой,где лепет любовный шуршал на ветру,серебряной, что ли, фольгой.
«Когда бы знали чернокнижники…»
Когда бы знали чернокнижники,что звезд летучих в мире нет(есть только бедные булыжники,куски распавшихся планет),и знай алхимики прохладные,что ртуть – зеркальна и быстра —сестра не золоту, а кадмию,и цинку тусклому сестра —безликая, но многоокая —фонарь качнулся и погас.Неправда, что печаль высокаяоблагораживает нас,обидно, что в могиле взорваннойодни среди родных равнинлежат и раб необразованный,и просвещенный гражданин —дух, царствуя, о том ни словане скажет, отдавая в ростсвой свет. И ночь исполосованаследами падающих звезд.
«Ты помнишь морозный узор на стекле…»
Ты помнишь морозный узор на стеклев подвальном гнезде, в молодом феврале,и солнце, и рамы двойные?Я помню узор на морозном стекле,подвальное утро, на старом столесалфетки – должно быть, льняные.Гниет, истончается чистая ткань —как если бы инь ополчился на ян,(смотри, говорят, не заляпай!)с мережкой из заиндевелых ветвей,и в клетке страдает большой воробей —печальный, со сломанной лапой,спускайся, мой лирник, в обитель теней.Светает. В последнее время длиннейи дни, и – особенно – ночи.Беги за иголочкою, мулине.Понять и простить. Беглый свет на стене,как Господа быстрые очи.