Дежитесь ближе к жизни!

Шаповал Николай Иванович

Надо ехать к мужу

и не остановлюсь я -

ни в жару, ни в стужу".

И после Первомая,

к родному, ненаглядному,

поехала, помчалась -

на крыльях понеслась.

Неизвестности, новизны -

я боялась с детства.

Увидела бездонную Москву -

одиноко растерялась,

как перед принцем дева.

"Найду ли я свою кровинку?" -

мысль меня терзала.

"Может домой

уехать?" -

тревога пронизала.

На привокзальной площади

у Киевского вокзала

у первого милиционера

со страхом я спросила.

Тот улыбнулся.

"Это на Щукинской -

радиобиологическая больница".

Дабы не забыла -

постовой не только рассказал,

что нужно было мне -

всё на бумажке написал.

А говорили в Припяти -

секретно! секретно!

Даже схему, как доехать -

нарисовал подробно.

В больнице на Щукинской -

со слезами, с боем

выписали пропуск -

пропустили с горем.

Зав отделением

Гуськова Ангелина Васильевна

поставила условия.

"Даю полчаса на свидание.

До мужа не дотрагиваться.

Нельзя обниматься, целоваться,

рядышком сидеть, стоять,

принимать от мужа вещи,

но что мужу нужно,

можно передать.

У вашего мужа все гены,

центральная нервная система

и костный мозг -

полностью поражены.

Ваш муж сейчас,

что чернобыльский реактор,

должна ты твёрдо знать,

получишь от мужа радиацию

никогда не будешь -

ты детей рожать".

Слушаю Ангелину и думаю:

"Ничего страшного и опасного.

Я человек терпеливый и простой,

пусть муж будет немножко нервный,

был бы только рядышком со мной".

Я скрыла свою беременность,

если скажу всю правду,

тогда уж точно -

к милому, ненаглядному

никогда не попаду.

А мне то как?

Если болеть, страдать,

и даже умирать,

то только все втроём -

вместе легче проживём.

Я прекрасно знала -

если к родному попаду,

от своего родного -

я больше не уйду.

Если уйду -

то только вместе с ним,

со своим родным и дорогим.

Захожу в палаты -

больные играют в карты.

Опухоль с лиц во всех сошла,

все шутят, все смеются.

И

Вася-Василёк,

любимый мой цветок,

рядышком на стульчике сидит,

меня увидел,

вскочил, мне улыбнулся

и от радости молчит.

Я увидала свою кровинку,

поставила у ног корзинку.

"Здравствуйте!" -

всем больным сказала,

от счастья зарыдала.

"К больным не подходить!

От них радиацией фонит!"

Дежурный врач не разрешил -

с мужем обняться, поцеловаться,

даже рядышком постоять.

"Больным продукты, вещи

можно передать,

но никаких вещей -

у больных не брать".

Первые три дня

я прожила в Москве

у своих знакомых,

одной сменой дежурили мы -

в первую ту ночь

жёны всех пожарных.

Я, Людмила Игнатенко,

Ващук и Титенок,

Тищура, Правик

и Таня Кибенок.

Варили мужьям бульон,

носили им в палаты.

Врачи запретили -

молочное, мясное

и всякие салаты.

На следующий день -

больным стало хуже.

Больным запретили -

ходить по коридорам,

общаться и вставать,

каждого уложили в ложе

с лампой обогревом,

а обычную кровать

убрали.

Жён к мужьям, строго настрого

не пустили больше,

напрасно, Гуськову -

мы просили долго.

Каждый больной болезнью лучевой,

как цепью был прикован к ложе,

в отдельной палате полупустой

мучился от болей в теле,

крепился и стонал

и, как Иисус Христос

на кресте распятый Идолом,

в муках умирал.

Как же так?

"Жену родную -

к родному мужу не пускают!

Кто позволил?

Кто посмел?"

Ночью я тайком -

сестрёнка пропустила,

я к Васе -

быстренько мельком,

целую ночь я с Васей -

время проводила.

То простынь заменю,

то подушечку поправлю.

Часами у ног его сидела.

Поверну его и так и сяк,

судно выносила.

Желудки больных -

больше не воспринимали пищу.

А так хотелось -

родного покормить.

Хоть немножечко -

боль родному облегчить.

Как любила я его -

родного, ненаглядного?

А мой родной - так меня жалел,

наверное, на свою погибель.