Дежурный по континенту
Шрифт:
– Даже номер набирать не нужно. Нажал кнопку – он сам его набирает. Хулио, - сказал хефе в трубку. – Слышишь меня?
– Слышу, - ответила трубка.
– Когда побеседуешь с тем, с кем ты едешь беседовать, доедь до городка Фреснилло. Там был военный аэродром – попробуй выяснить, что с ним теперь, кому принадлежит, функционирует ли он, сколько и куда с него летают. Только будь осторожен – это уже не наша территория.
– Простите, хефе, - сказал Лопес, дождавшись, когда Ольварра закончит разговор. – Не лучше ли попросить сеньора Бермудеса предоставить все необходимые сведения? Он хозяин
– Этот старый хитрюга сразу начнёт совать нос куда ему не следует его совать, - сказал Ольварра. – Решит, что мы присматриваемся к его объектам. Вони потом будет на всю Маньяну. Так что сделаем это потихоньку.
Тут в голове Лопеса созрела и лопнула некая идея. А что, подумал он. Заодно решу проблему с засекреченной надписью. Почему бы не сделать напоследок небольшое одолжение старому хефе, который, надо признать это, всю жизнь был добр со мной? Посвятил меня в свои тайны и даже не убил…
– Вы совершенно правы, хефе, - сказал он. – Хулио смышлёный малый. Не сомневаюсь, что он всё, что нам нужно, разузнает в лучшем виде.
– Смышлёный-то он смышлёный, - сказал Ольварра. – Но немножко заторможенный.
– Мне кажется, его тесная дружба с таким сообразительным парнем, как Эриберто Акока, хорошо развивает его умственные способности.
– А они друзья? – удивился дон Фелипе. – Я и не знал.
– Ещё и какие. Хулио ему даже часы подарил с бриллиантами.
– Подарил?
– Так он сказал.
– Хулио?
– Хулио.
– Когда?
– Сразу после того, как они взорвали ваш гараж.
– Откуда у моего secretario деньги на часы с бриллиантами?
Лопес скромно промолчал.
– Чего только не узнаешь, - проворчал Ольварра и поднялся из кресла. – Ладно, докуривай и пойди скажи там, чтобы накрывали на стол. Пообедаешь со мной.
Глава 8. Новые костариканцы
Садясь в самолёт в аэропорту Франкфурта, Владимир Николаевич Бурлак ещё не осознавал всей глубины той пропасти, которую сам себе вырыл. Потому что в течение последних суток взял на грудь без малого литра полтора разнообразных крепких напитков, а это серьёзно для пятидесятичетырехлетнего организма, хоть и военного, хоть и закаленного, но всё же…
Недаром кто-то из мудрецов говорил: хочешь сделать лёгкую работу сложной - отложи ее… Владимир Николаевич всё откладывал-откладывал, да и дооткладывался.
В самолёте над Атлантикой он хорошо выспался, а когда проснулся, трезвый и смурной, тут же начал критически осмысливать ситуацию. Да, бывшему военному атташе, бывшему резиденту ГРУ в Маньяне – да могло ли ему хотя бы присниться когда-нибудь, что он будет вынужден бежать как заяц непонятно куда, непонятно в каком качестве, без денег, без ясных перспектив, без… в общем, без обеспечения.
Значит, ситуация складываецца следующая. Какой-то генштабовский чин проводит в Маньяне некую левую операцию. Главный фигурант – бывший советник президента Маньяны по нацбезопасности Ореза. В обеспечении задействованы трое известных Бурлаку полковников ГРУ и некто Коган Самуил Абрамович. Операция срывается. Надо полагать, не без участия Когана. В аэропорту Франкфурта Интерпол берет полковников за афедрон. Двоих из троих. Полковники
А вдруг… Вдруг полковник Ноговицын, протрезвев, надумает Бурлака-таки утопить? И тогда неизвестно, что ждёт его в пункте назначения: летел-то он в данный момент по билету, купленному для него ещё полковником Ноговицыным, и именно туда, куда полковник Ноговицын собирался его отправить. Так что – поскольку промежуточных посадок на этом рейсе не предвидится – как бы в Сан-Хосе его уже не дожидались ребятки из коста-риканского отделения этого грёбаного Интерпола, да ближайшим же рейсом не вернули его назад, в тёплые объятия своих франкфуртских коллег, которые как раз распинали его бывших сослуживцев.
Тогда надо захватывать самолёт и разворачивать его куда-нибудь в Африку.
Шутка.
Если же эти опасения напрасны, а они, скорей всего, напрасны, то сейчас фактически осуществлялась его Большая Мечта, потому что по окончании службы меньше всего полковник Бурлак стремился выйти на пенсию и поселиться в заснеженной столице бывшего Советского Союза городе-герое Москве, где у него, как недавно выяснилось, не было даже своей жилплощади, а имелась супруга весьма вольного нрава с жилплощадью… и никаких радужных перспектив такая ситуация полковнику не сулила. Полковник любил Родину, но издалека. Вблизи он больше любил субтропики.
Пенсии он вообще боялся. Она представлялась ему маленькой злобной старухой, которая в вагонетке увозит куда-то по тёмному коридору обездвиженные тела… Ну её, такую пенсию. Он мечтал остаться в Латинской Америке и прожить остаток жизни ярко и с удовольствием.
Так что непонятно, пропасть перед ним или врата в рай земной.
Тьфу! Хоть опять напейся!
Расслабила, расслабила меня эта страна Маньяна, подумал Бурлак. Эти славные ребятки в «фольксвагене», которых маньянская контрразведка ко мне приставила – Толстяк и Суходрочник. Дуэт ещё тот, слаженный. Если один спит – другой в сторону смотрит. Делай что хошь, хошь шпионь, хошь за бабами носись задрав штаны, хошь безобидный прибавок к пензии зарабатывай на старость лет…
Впрочем, не совсем уж так вот «что хошь», вспомнил он прощальный кортеж про его честь в последний день, когда маньянские власти объявили ему, что он отныне - персона нон-грата и должен покинуть страну Маньяну в 24 часа. Чтобы он не сомневался в серьёзности их намерений, к нему приставили аж пять автомобилей, и все с мигалками. Что ни говори, а раз в пятилетку даже маньянец афедрон от кресла отрывает, забыв про свое волшебное слово «маньяна». Нельзя не признать.
Он хотел позвать азафату и попросить какой-нибудь крепкой выпивки на опохмел, но вдруг решил погодить. Жить осталось, может быть, часов шесть. Через шесть часов – либо свобода, безмятежное существование в тёплом краю, домишко на берегу океана, стакан рома с утра и молодые латинские девки на сугрев стареющего тела, либо по рогам и в стойло на Хорошёвку…