Диагноз: гений. Комментарии к общеизвестному
Шрифт:
Две судьбы — Шуберта и Гайдна — две такие непохожие истории жизни с результатом, умещающимся всего в одно слово: гении…
И тут грех не вспомнить еще об одном профильном в контексте главы персонаже — о МОЦАРТЕ, закончившем, как известно, путь земной в безвестной могиле для бедняков.
Для начала внесем ясность: композитора схоронили в ней никак не по жадности Констанцы и друга ван Свиттена, а в точном соответствии с установленным порядком. Согласно «погребельным правилам», введенным прославившимся своими реформами императором Иосифом, упокоившихся перестали закапывать у главного собора — кладбища были вынесены за городскую черту. Трупы помещали в братские могилы
Вдова не шла за гробом потому что: а) церемония панихиды прошла в масонской ложе, к которой принадлежал композитор, и катафалк с телом тронулся в сторону кладбищ уже после шести вечера; б) сама процедура погребения не предполагала участия родных и близких: священник да могильщики и баста… А «скупердяй» ван Свиттен после смерти друга платил за обучение его сыновей, организовал на свои средства первое исполнение знаменитого реквиема и долго еще устраивал по Европе концерты в пользу семьи…
Теперь о нищете Амадея.
Считается, что она накрыла Моцарта аккурат после смерти его самоотверженного и умелого импресарио-отца, на подпитки которого гуляка праздный жил и содержал семью. Тут усомнимся. Ибо годовое жалованье Леопольда Моцарта в Зальцбурге составляло 350 флоринов, а сын с некоторых пор получал втрое больше всего за один концерт.
Напомним, что программа выступлений малыша больше напоминала цирковое представление, нежели концерт классической музыки: публике демонстрировалась игра на закрытой платком клавиатуре, импровизации в предлагаемой тональности, определение высоты звуков, издаваемых любыми — на выбор зрителей — предметами (колокольчики, пустые стаканы, часы со звоном)…
Итак, идем с самого начала.
В 1772-м, по возвращению с завоевания Европы (с орденом Золотой шпоры из рук папы Климента XIV) 16-летний Вольфи принят только что назначенным архиепископом зальцбургским графом Коллоредо на должность придворного концертмейстера с годовым окладом в 150 гульденов. Но отец уверен, что этого недостаточно и возит и возит сына — в Италию, в Вену, в Мюнхен — в поисках должности подоходней. Однако фиаско за фиаско: свободных синекур нет. Приходится возвращаться в Зальцбург и терпеть тиранию патрона: Иероним Коллоредо, в отличие от предшественника-дяди, существенно ограничивал ставшую для Моцартов привычной практику разъезжать в служебное время по заграницам в сугубо личных интересах. И в 1777-м молодой композитор не выдерживает, пишет по собственному желанию и снова отправляется завоевывать Францию, потом Германию и — снова безрезультатно. В том смысле, что постоянной работы нигде не дают. И вчерашний вундеркинд едет домой и вынужденный прозябать (как пишут) на унизительной (как уточняют) должности придворного органиста, довольствуется годовым окладом в 500 гульденов (они же флорины). Это против папиных-то, напомним, трехсот пятидесяти…
Два года спустя он перебирается-таки в Вену на вольные, что называется, хлеба. В учебниках читаем: «это было время тяжелых испытаний для свободолюбивого гения». В том смысле, что лишенный постоянного заработка он дни и ночи был вынужден сочинять, выступать, давать уроки…
Тут снова стоп: за свою учительство Моцарт получал не такие уж плохие по нынешним меркам гонорары. Так за один час преподавания игры на фортепьяно он выставлял счет в два гульдена. Для сравнения: служанке герр Моцарт платил всего 12 гульденов в год. Правда, семья — а он уже год как семьянин — держала еще и повариху, и даже парикмахера.
А
В 1785-м навестивший сына Леопольд Моцарт писал дочери, что деньги у Вольфганга определенно имеются и он вполне мог бы «положить сейчас в банк 2000 флоринов». Знать бы папеньке, что сынище поимел вчетверо больше за один только концерт в зале Мельгрубе!..
А осенью 1787-го скончался Глюк, и Моцарт был принят на освободившееся место придворного камерного музыканта с базовым жалованьем в 800 гульденов. Всё, что он обязан был делать за это — сочинять дюжину-полторы новых менуэтов к каждому балу. Так что местечко можно было расценивать как не самое пыльное. Это к вопросу о взаимоотношениях художника с властью: добивался и добился, чего бы ни трезвонилось последние двести лет насчет его нетерпения к диктату…
Присовокупим сюда и разовые гонорары. Например, в том же 87-м в Праге за премьерную постановку «Дон Жуана» Моцарт получил 100 дукатов. Один дукат — 4,22 гульдена по тогдашнему курсу; перемножайте сами. Опять же, для сравнения: автору либретто, небезызвестному и ныне, и тогда уже Да Понте перепало вдвое меньше. Год спустя опера была включена в репертуар венского Бургтеатера, и Моцарту, который лично дирижировал спектаклями, платили по 225 гульденов за каждое представление. О чем можно бы было и смолчать, если не вспоминать о том, что до него композиторы стояли за дирижерским пультом бесплатно…
Единовременной выплатой за написанную два года спустя оперу «Так поступают все» стали 900 гульденов. И давайте не забывать, что гонорары за исполнение своих произведений наш герой регулярно получал и из-за рубежа…
В последние два года жизни доходы УМЕРШЕГО В НИЩЕТЕ Моцарта практически сравнялись с доходами не кого-нибудь, а самого Гайдна. А Гайдн, заметим, вошел в историю как один из самых обеспеченных музыкантов своего времени… К слову: за шесть посвященных ему — другу и кумиру — квартетов венское издательство Artaria заплатило Амадеусу целую тысячу дукатов — не забыли, на сколько умножать?
Проще говоря, на жизнь семье Вольфганга Амадея должно было хватать… И все-таки — все-таки! — именно в те самые последние два года Моцарт занимал и занимал. В основном, у одного из товарищей по масонской ложе — торговца китайскими шелками Михаэля Пухберга. «У тебя нет ни замка, ни конюшни, ни дорогостоящей любовницы, ни кучи детей, — недоумевал тот, — Куда же ты деваешь деньги?». «Но у меня есть жена Констанца! — отвечал Моцарт, — Она мой замок, мой табун породистых лошадей, моя любовница и моя куча детей…» И Пухберг давал. Сначала — веря в обещания вернуть, потом — понимая, что плакали денежки (заимодавцу будет суждено пережить бессовестного — в его отношении — Моцарта на четверть века и скончаться в полной нищете)…
Вообще, миф об извечной его нужде был запущен в обиход парочкой первых биографов композитора с подачи исключительно вдовы (один — Немчек — был другом семьи; за другого — датчанина Ниссена — Констанца в конце концов вышла замуж). О мужниной бедности фрау Моцарт твердила везде и всюду. И ей верили. Император, например, назначил бедняжке не полагавшееся пособие в размере трети прижизненного жалования покойного. О любезностях барона ван Свиттена уже толковали…
На что же вечно не хватало нашему герою?