Диалог с Эвальдом Ильенковым (проблема идеального)
Шрифт:
Статус зеркального отражения (с 252)
Отражение, зеркальность всегда для другого, самого себя без зеркала увидеть нельзя, разве что по частям. Мы видим отражение в зрачке другого, а не глаз видит это отражение, отражение есть именно видение.
Это только доступная и богатая содержанием метафора, когда мы говорим об отражении мира в сознании или о зеркале. Увидеть это отражение вы не можете, увидите только нейроны, но ваше «увидение» есть отражение нейронов. И выскочить из этого отражения (образа, мысли) никак нельзя.
Слова для объяснения факта cogitatio могут быть только описательными, а сам факт есть факт. Что такое сознание? Свойство материи и (по содержанию) воспроизведение, повторение, отражение ее. Не материя.
Прекрасная
Подобно тому как сознание делится на «продукт» и «зеркало», сама объективная реальность имеет две ипостаси — причинную связь и сигналетизм, целое, мир отношений, дух материи; она сама является первым зеркалом, обладает отражаемостью (или не обладает ею). Так, например, сознание определяется бытием — оно продукт и определяется бытием как причиной, создающей определенную модификацию природного процесса в теле (через мозг), но это бытие социального бытия как причины нашего нервно — психического состояния не все и далеко не все. Есть еще бытие бытия как собственного зеркала (я имею в виду в данном случае социальное бытие). Например, одно дело сказать, что Толстой — продукт дворянского усадебного быта, и совсем другое — сказать, что его мышление и творчество есть зеркало русской крестьянской революции.
Очень важное различие двух сторон, двух ипостасей бытия, в том числе (но не исключительно) социального, может следовать непосредственно за установлением двух сторон сознания.
Если взять физиологический процесс в нашей нервной системе, то ему противостоит аналогичный, но чисто физический процесс в объективном мире вне нас. Это, собственно, даже не противостояние, а непрерывный ряд. Но для того, чтобы воспринимать и понимать этот ряд, нужно cogitatio человека. Оно именно и противостоит объективному миру, включая сюда и чужой мозг, не наш или наш каким — нибудь косвенным образом. И мы были бы в положении картезианцев с их двумя несмыкаю — щимися рядами, с их совершенно точным исключением перехода одного ряда в другой и воздействия физического явления на мысль или наоборот (Декарт в письме к шведской королеве признает, что это трудно). Но момент смыкания все же есть. В самом деле все материальные процессы, происходящие перед нами, состоят в изменении отношений, формы, возникновении и разложении определенных ситуаций (одним словом, в том, что теперь заново открыто под именем информации или структуры и что вовсе не ново).
Таким образом «психофизическая проблема» вовсе не состоит в противостоянии физического
ряда, взятого аморфно и чисто материально, stofflich, и психического ряда. Это — неопосредованные крайности. Она состоит в противостоянии сознания зеркального (вот почему у Декарта все есть cogitatio, ему нужен термин для определения сознательной, отражательной природы всей сферы сознания в отличие от сознания — продукта или эпифеномена) материальному миру модифицированному, имеющему свои модусы, отношения, формы, словом, идеальные градации, ибо форма, отношение не есть материя в грубом смысле слова, но они и неотделимы от нее, так что материальный мир имеет свой второй, формальный полюс. В этом смысле конфронтация сознания и объективного мира вполне разрешима, и на вопрос: «Что такое мысль?» — мы можем ясно ответить — отражение, повторение формальной структуры материи и даже прямое продолжение предсубъективности ее, ибо уже в самом материальном мире есть различный уровень соответствия себе, автономии, реальности. Мысль отражает реальные универсалии объективного мира, это голос самого объективного содержания в нас. Разумеется, «в нас» — это не означает в пространственном смысле, ибо мысль места не занимает ни в нас, ни вне нас. Но и отношение предметов или внутренняя структура их, модусы действительности, форма — все это места не зани–344
мает, хотя вполне реально. Куб занимает место, кубическая же форма сама по себе, как и всякая другая пространственная форма, не имеет ни толщины, ни высоты, ни плотности, не она занимает место, а отграниченный ею материальный субстрат. Отражение в нас внешнего мира состоит не в том, что где — то в голове помещается образ внешнего предмета (пусть какая — то тонкая нейроновая модель его), а в том, что определенным образом сложившиеся материальные структуры обладают свойством отражаемости. Отражается то, что выражено, отражаемо, отражаемо само по себе. Это его объективное свойство, которому наше сознание является прямым продолжением, сублимацией, дальнейшей субъективизацией и идеализацией. Вы сами признаете это, когда двусмысленно употребляете слово «информация», то у вас это объективная программа определенной реальности, то передаваемые одним человеком другому «сообщения». Прежде чем передаваться по системе связи, видимо, всякое сообщение должно быть сообщено нам самой действительностью, с которой мы как бы снимаем ее содержательную пленку.
Декарт и отчасти Спиноза допустили большую, хотя исторически и понятную, ошибку,
софии, когда восстановили значение этой модификации реального мира, его формальной иерархии, его идеальности. Отбросьте все это, и «психофизическая проблема» у вас действительно станет неразрешимой.
Мы отражаем мир благодаря его отражаемости, наша мысль есть простое выражение этого факта. Мы не можем иначе понять реальность как через ее отношения, формы, модусы, категории, которые не есть материя, но вне которых нет ничего действительного, реального, состоящего из той же материи. Этот факт нужно просто принять, а наше недоумение отнести за счет чисто психологического эффекта, создающего «недоразумение разума с самим собой». Мы начинаем с нас, а надо бы наоборот — с внешнего мира. Но как тут быть — не выскочишь из собственной шкуры, и, чтобы хоть немного выскочить из нее, нужно понять природу этого недоразумения, как мы понимаем, отчего Солнце представляется нам движущимся вокруг нас, несмотря на то, что в действительности дело обстоит наоборот.
Можно сказать также, что наше сознание есть реализация отражаемости мира в особом органе его, отражаемости модифицированной действительности.
Симметрия: как субъективный ряд есть результат и зеркало, так и материальный ряд есть ве—346
щество и смена форм, модификация форм и отношений.
«Конфронтация сознания и объективного мира» образует неразрешимый логический круг, пока то и другое понимается абстрактно, с точки зрения здравого смысла. И не только здравого, но и самого изощренного философского, однако, по сути своей, нигилистического, согласно которому материальный мир вне нас лишен идеальных свойств, не обладает духом целого, способностью к самопорождению и самоотражению. Вот еще одна цитата из архива Лифшица (запись от 16. IX 1968 г.):
«Подлинный коперниковский переворот теории отражения.
Круг XVIII века, да и вообще: материя, среда производит дух, дух — материю, не есть простая логическая слабость, что, впрочем, доказывает и сам Плеханов, переходя к Гегелю. Есть такая сторона в материи, которая более духовна, чем любой дух — продукт. И есть такая сторона в духе, которая более тупо — материальна, чем любая материя. Палкой не перешибешь. Словом, круг есть в данном смысле, смысле Канта.
И этот вопрос нужно решить по тождеству и дифференциалу. Да, материя и дух противопо–347
ложности, да, первое определяет второе. Но первое определяет второе именно потому, что оно обладает теми свойствами, которыми обладает дух, которые приписываются только ему (целостность, структура=форма), и дух только из материальной основы может черпать их, превращая в нечто чисто духовное и постольку лишь в некий продукт и свойство материи, нечто до некоторой степени недуховное, эпифеномен. Дух в истинном смысле этого слова есть материя, есть ее собственное живое и животворящее начало — дух, оторванный от материи, как противоположность ее, не есть дух, а только свойство материт2– '.
Без понятия «истинно среднего», введенного Лифшицем в материалистическую теорию отражения, последняя не полна и не достаточно понятна. Среднее — это, конечно, в известном смысле нечто третье, отличное от крайностей, неопосредованных противоположностей. Tertium datur — утверждает Лифшиц, и это третье есть прохождение в щель между двумя крайностями, то есть абстрактными, неопосредствованными противоположностями. Третье дано, «сказал» мир — и появился человек как прорыв порочного круга, как форма единства развитых, а не абстрактных противоположностей — «истинная середина» между ними. Но человек, будучи «истинной серединой» природы, не представляет собой некое самостоятельное «третье» наряду с духом и материей. Он материален. Хотя способ существования этой материи — быть зеркалом, воплощать в себе целое, то есть формальный полюс материального мира. Конечно, отражение — это метафора. В понятии «отражение» заострено то, что сознание человека и его деятельность, будучи чем — то таким, чего до того не было в природе, есть в конечном счете свойство самой действительности, именно — способности мира к самоотражению. Познавать мир можно только благодаря тому, что он обладает определенными идеальными свойствами, что его бытие и «структура» не безразличны к вопросу об истине и объективном смысле существования. Тем самым гносеология смыкается с онтологией, оказывается неразрывно связанной с учением об истинном бытии. Но когда бытие достигает своей истины? В очеловеченном мире, до известной степени созданном человеком или с его участием. Центральность положения человека в мире — необходимое следствие теории отражения. Мир не полон без человека, собственно, смысл