Дигридское золото
Шрифт:
– А что, если порченых ей не хватит? А что, если их недуг заразен?
– Она армию собирает. Начнёт войну с соседом. А как с Ихиром закончит, так за Палаты 13 возьмётся! Я всё сказал!
– Она порченных разводить, как собак собирается. Нет? Зачем ей тогда девки в ученики?
Отец Барсифа был одним из таких людей, и поэтому всё семейство не находило покоя. Редкий вечер не заканчивался ссорой на ровном месте. Редкое утро начиналось для Барсифа с чего-то хорошего. Он уже думал начать жить в казарме,
13
Палаты – дворец в Дигриде, в котором живёт король со своей свитой и решаются все вопросы по управлению страной.
Остальные сыновья, уже состоявшиеся и не пленённые нездоровой опекой и родительской жадностью, перестали приходить в дом. Барсифу после службы по большей мере не хотелось ничего кроме, как поесть и запереться в комнате до утра.
Окружённый негодованием, недовольством и беспочвенными обидами Барсиф начинал чувствовать некую общность с госпожой. Словно в тот момент, когда в её сторону посылался очередной ворох оскорблений, он стоял рядом и ненароком принимал их на себя. В патрулях Сынка старался не показывать, что сказанное о Радис не оставляло его равнодушным.
Постоянное напряжение не проходило незаметно. Барсифу казалось, что ситуация с собаками ухудшилась. Казалось, что злоба в нём какая-то особенная и вязкая, как болотная жижа, приставшая к рукам. А самое страшное это то, что на него иногда опасливо смотрели сослуживцы. Когда он спросил Слизня напрямую, то тот только пожал плечами:
– Да какой-то ты не такой. Злой, что ли. Понурый. В семье проблемы?
– Ага, они совсем помешались, – отвечал парень дежурной фразой.
Дневные патрули, в которые Барсифу чаще всего полагалось ходить, неожиданно оказались для шавки слишком небезопасными. Любая потасовка буквально выводила его из себя. Он видел и чувствовал затылком эти подозрительные взгляды. Слышал злобное шипение испуганных котов, слышал, как с полным ужаса придыханием смотрят на парня незнакомые люди.
А может, он просто накрутил себя?
В один из патрулей ему не повезло попасть на массовую драку. Всё по той же причине: из-за Госпожи-усмерки. Барсиф и не заметил, как и его самого всосало в эту драку, как ногу в трясину. Когда потасовка закончилась, кровь из разбитого носа и грязь засохли прочной коркой на лице и куртке. Он был вымотан, ослаблен и просто-напросто истощён.
Барсиф, едва разбирая дорогу, добрался до дома. В бане смыл налёт проходящего дня тёплой водой. Но он не торопился идти дальше.
Дома была мачеха. И, возможно, отец.
Когда прошёл час или больше, он набрал в бочки воды и наконец вышел. К его несчастью, дома были оба.
– Ну и где тебя носит? Ты вернулся полтора часа назад! – бухтела женщина, протирая окна.
– В бане был.
– И что ты так долго-то там сидел, а? Ох, поди, всю воду выплескал. Опять набирать!
Она визгливо выдохнула и, скорчив страдальческую мину, вышла из дома. Отчего-то ей не верилось, что Барсиф в состоянии что-то
Сынка налил себе супа. Есть не хотелось, но это больше было привычкой. Одной из множества, которые он стал замечать через пелену тусклого раздражения.
Вернулась мачеха. Она вялой рукой вытерла испарину и уселась за стол.
Барсиф поражался тому, насколько Радис отличалась от своей тётки. Словно чужие люди. При должной внимательности можно было отметить и общий тип фигуры, и небольшую схожесть чёрных глаз, и сопоставимый профиль. Но вот характер! Барсифу казалось, что раз увидев и одну, и другую он мог бы с уверенностью сказать, что эти женщины не найдут общего языка.
– Слышали, сегодня драка была. Говорят, из-за бабы какой-то, – пространно сказала мачеха.
Барсиф рассмеялся про себя – не из-за «какой-то», а из-за конкретной. Более чем конкретной.
Уснат тоже ничего не ответил. Глаза женщины недобро сверкнули, её губки сжались в одну линию. Барсиф отлично знал, что дальше будет – она начнёт беситься. Найдёт любой повод, только бы вывести отца из себя. От чего-то ей подобное очень нравилось. Можно сказать, что это было увлечением мачехи, как вязание и плетение.
– Слышали, что теперь капальщица будет проверять погодок порченки? Ну или тех, кто на год-два старше или младше. И тебя, наверно, проверят.
– Пусть проверяют.
– Отстригут тебе локон – плешивинка будет. Ой, как некрасиво выйдет.
Она потянулась к мокрой кудряшке, подцепила её тонким пальцем и покрутила. Барсиф озадаченно отстранился. Теперь все его мысли занимал неожиданный жест.
Именно за нездоровую любовь мачехи к внешности Барсифа одна девчонка когда-то и прозвала его Сынкой. С детства не было и дня, чтобы женщина, которая когда-то решила поставить себя рядом с главой семейства, не потянула мальчика за щеку или за волосы, чтобы не подкралась с расчёской.
– Сыночка, сыночка, – приторно щебетала она над ним.
Пасынок.
В компании детей смеялись над ним, и тогда Радис, вышла вперёд:
– Сынка. Барсиф Сынка!
Она так мерзко произнесла это, что Барсифу в тот момент стало нестерпимо стыдно. Потому что и интонация, и брезгливое выражение лица – всё попало в точку.
– В кудрях не видно, мама. Извините, я устал. Пойду спать.
Недобрый и обиженный взгляд женщины обжигал. Будь Барсиф более совестливым, то точно бы пожалел о сказанном.
Сынка поднялся в комнату и закрыл за собой дверь на ключ. В полутемной комнате его мысли наконец обрели ясность. Он, совсем растеряв терпение и осторожность, стал собирать вещи.
***
Глухое серое утро неожиданно показалось на верхушках деревьев. Барсиф вздохнул и ещё раз осмотрел себя. Его ноги были все в дорожной пыли, на пластинах ногтей прирос панцирь плотной грязи. Тонкая рубаха разодралась на боку, а в мокрых от тумана волосах намертво застряла разная лесная мелочь.
В просвете между деревьями уже виднелось поместье Сфета. Отсюда не было понятно, проснулся ли там кто-нибудь из слуг. Усталость упала на его плечи, уговаривая посидеть ещё несколько минут.