Дикарка для ректора Высшей академии ведьм
Шрифт:
Вскоре кухарка забирает грязную посуду и Теодор приказывает ей принести в гостиную мне вина, а ему виски. Что-то меня начинает беспокоить, что этот вечер затягивается.
11
Анис
Повинуясь приглашению, следую за Теодором в гостиную. Там он указывает на журнальный столик в углу, окруженный диваном на двоих и двумя ушастыми кожаными креслами. Усаживаюсь в самый угол, лицом к гостиной. Иначе не буду чувствовать себя в безопасности. В любом помещении,
Теодор устраивается рядом на диване, расслабленно откидывается на спинку, разминает шею и раскладывает по ней мощные красивые руки. Пиджак на бицепсах собирается острой складкой.
Кухарка приносит напитки — маленькую бутылку вина на одного с бокалом на тонкой высокой ножке и толстодонный рокс с виски.
Теодор кивком благодарит её, наливает мне вина, салютует мне своим бокалом и с удовольствием делает небольшой глоток. Катает напиток на языке, как в ресторане. Смакует вкус. Интересно, это как-то связано с его направлением или он просто сам по себе такой ценитель виски?
— День был длинным и муторным, Анис, — Теодор будто оживает и встает. Прохаживается по гостиной к виниловому проигрывателю. Рядом у стены стоит огромный стеллаж, под завязку забитый пластинками. Теодор вытаскивает одну, другую, перебирает ещё несколько, решая, что поставить, и наконец решается. Кладет пластинку, аккуратным невесомым движением опускает на неё иглу и запускает проигрывание. Гостиная оглашается шикарным полным, чистым звуком. Играет что-то попсовое и явно не из этого десятилетия, иначе я бы узнала. Но мелодия очень приятная, под неё хочется пританцовывать.
Тянусь за бокалом и тоже отпиваю немного. Вино бомбическое. Сладкое, с нежным послевкусием и отголоском пузырьков. Будто шампанское сильно разбавили сладчайшим малиново-клубничным соком. Против воли допиваю все и отставляю пустой бокал на стол.
Вино приятно греет в желудке, даром что само из холодильника. Расслабляет тело, распыляет тревогу, нет-нет да всплывающую на горизонте сознания. Провожаю глазами широкоплечую поджарую фигуру Теодора, когда он возвращается на свое место на диване. Он наклоняется и обновляет мне вино, а потом переводит на меня игривый взгляд:
— Потанцуй со мной? — тон к концу вроде чуть повышается, поэтому звучит, как вопрос, но на самом деле он приказывает. Наклонение повелительное. Видя отсутствие движения, добавляет: — Пожалуйста.
И протягивает мне руку.
— Я не умею, — чувствую, как щеки краснеют. Но отмазка галимая, и он легко её разобьет.
— Я научу, — он ещё раз раскрывает передо мной ухоженную ладонь. — Не упрямься. Мы просто потанцуем. Разве не прекрасная музыка?
Нехотя все же соглашаюсь. Берусь за ладонь, и Теодор вытягивает меня с кресла, будто я ничего не вешу. Не отпуская ладонь, ведет к центру гостиной, где есть не занятое мебелью пространство и аккуратным рывком впечатывает меня в свое тело. Не больно
— Расслабься, здесь не требуется ничего уметь, мы не на детском утреннике танцуем для родителей, — у него красивая улыбка, слова звучат успокаивающе и даже будто баюкают. — Просто слушай музыку, она сделает все за тебя.
Одна рука Теодора держит мою ладонь, вторая обхватывает за талию и прижимает к мощному тренированному телу. Парфюм, который пахнет ночной свежестью, забивается в нос, осадком выпадает в легких. Ловлю себя на мысли, что хочу нюхать только этот аромат. Тьфу ты! Выкинуть это из головы!
Музыка вливается в уши, желаю я её слушать или нет. Она не задорная, не заунывная, не медленная и не быстрая, в ней все очень гармонично, как и в интерьере дома, как и в облике его хозяина.
Теодор делает маленькие шаги, которых я почти не ощущаю, но улавливаю, как двигаюсь вместе с ним сама. В неведомой спонтанной синергии, будто я всегда это умела. Наверняка это снова его происки, но сейчас мне, похоже, хочется ему позволить управлять моим телом. Со мной никто никогда не танцевал, и в мозг просачивается отвратительная, подлая мысль — быть мной не так уж и плохо.
Лет с двенадцати, то есть, последние шесть я упорно отбивалась от любого, кто проявлял ко мне хоть какой-то интерес. Сейчас интерес мне навязан, и отказаться я не могу, но это на поверку не так и страшно, как мне казалось. Нет, в детдоме я все правильно делала, но теперь-то я уже вырвалась оттуда, верно?
Далекой частью сознания я отсекаю, что Теодор прижимает меня к себе слишком плотно, теснее, чем позволяют рамки приличий, но у меня не возникает яростного сопротивления. Мозг оправдывает это танцем и тем, что Теодор ведет. А может, все дело в вине, которое меня удивительным образом расслабило и раскрепостило.
Одна композиция заканчивается, и начинается следующая, в той же стилистике, даже ритм один. Вокала снова нет, это, наверное, к лучшему. Теодор наклоняется к моему уху и спрашивает будоражащим что-то внутри полушепотом:
— Что тебе нравится в жизни?
Вопрос проваливается в сознание, оседает в мути образов и вязнет. Не понимаю, что он хочет услышать. Что я люблю в жизни? В своей или вообще? Или в мире?
— Свободу, — срывается с языка само, хотя по факту свободной я проходила меньше месяца, между выпуском из детдома и встречей с Теодором, которую вернее назвать похищением.
— Ты же понимаешь, что абсолютной свободы не бывает, — снисходительно мурлычет мне на ухо Теодор, продолжая танцевать. — Для начала свободу ограничивает государство, потом социальная роль, работа, отношения. Свободным можно быть ровно настолько, пока не задеваешь свободу другого.
Ему бы сказать, что мою свободу он нехило так задел, но не хочется портить момент.
— Мне нравится быть свободной от отношений. Я сама по себе, — в тон мурлычу ему на ухо. — Ни за кем не стою, ни от кого не завишу.