Дикая сердцем
Шрифт:
Диана рассеянно похлопывает по карманам джинсовой куртки, рассматривая свой багаж, который Джона выгрузил на обочину аэропорта Анкориджа: один чемодан, набитый двенадцатью комплектами одежды для четырехдневной поездки, рюкзак и ее огромную сумочку, – и затем кивает.
– Думаю, да. Если я что-то и забыла, то теперь это твое. Ладно! Поездка была восхитительной! О боже, я сейчас расплачусь! – Она вскидывает руки ко мне.
Мои глаза слезятся, когда мы обнимаемся, и я не могу сказать наверняка, чьи объятия крепче. Ее
Последние несколько дней пролетели как в тумане: в смехе до поздней ночи, преждевременном планировании свадьбы и осмотре достопримечательностей, посещении тех же мест, где мы были прошлым летом с моим отцом. Мы все-таки добрались до Джуно и провели там вчера весь день, любуясь ледниками, высматривая горбатых китов и лысых орлов и прогуливаясь по живописным, красочным магазинам в центре города.
Мы вернулись домой поздно вечером, когда мутное оранжевое солнце уже опустилось на горизонт, а моя душа болела от переизбытка эмоций.
Диана должна вернуться к своей жизни – к Аарону и Говяжьей Палочке, к оживленным вечерам в своей дорогой квартире в Либерти-Виллидж и подготовке к поступлению в юридическую школу, которая, как я предполагаю, будет занимать большую часть ее времени в ближайшие годы.
А я должна найти свою новую жизнь здесь – в этом сонном городке на Аляске.
– Спасибо тебе за все. – Она крепко обнимает Джону за плечи и добавляет шепотом, который я все же слышу: – Позаботься о ней за нас.
– Обязательно, – хрипловато отвечает он.
Диана незаметно смахивает слезу со щеки, а затем, закинув рюкзак на плечо и подцепив ручку чемодана, целует нас и входит в двери, и ее пугливый взгляд сканирует указатели в поисках направления.
Мы остаемся стоять у обочины, где уже собираются автомобили, желающие занять наше место на полосе для высадки пассажиров. Пора уходить, но я никак не могу заставить ноги двигаться.
– Без нее здесь будет так тихо. – На мои губы стекает горячая слеза.
Слишком тихо.
– Хочешь, я сяду за руль? – предлагает Джона.
В моем горле поднимается ком.
– Да, пожалуйста.
Но вместо того чтобы пойти к водительской стороне, Джона обхватывает меня рукой и притягивает к себе, чтобы поцеловать в лоб.
– Все будет хорошо.
Я украдкой бросаю взгляд на него, одетого в мягкую хлопковую футболку и пару выцветших, поношенных синих джинсов – его любимых, насколько я поняла. После нашей бурной ссоры в субботу и грандиозного примирения в воскресенье утром между нами снова возникло ощущение, что все стало «правильно». Но теперь я вижу в его голубых глазах беспокойство. Джона боится, что это было лишь временное затишье. Что Диана была
И именно этим она и окажется, если мы это допустим.
Если я это допущу.
Я ненавижу видеть Джону таким. Он должен быть уверенным в себе и в своих силах. Это я – та, у которой не все в порядке с головой в нашей паре.
Но, возможно, именно сейчас все и должно измениться.
Я прижимаюсь к нему и тянусь к его подбородку. И ободряюще улыбаюсь.
– Поехали домой.
* * *
Мои ботинки пинают камушки, пока я иду за Джоной, не отрывая взгляда от горного хребта вдалеке. Денали возвышается над нами, как и каждый день до этого, – безмолвная, внушительная громада скалы, на вершинах которой все еще лежит снег. Она стала для меня константой, своего рода якорем, и ее вид вызывает во мне странное чувство спокойствия, которое я не могу объяснить, несмотря на всю мою меланхолию из-за отъезда Дианы.
– Что это? – Джона наклоняется, чтобы поднять что-то у нашей входной двери. – Кто-то оставил нам два десятка яиц. И твою тарелку? – Он показывает ее мне.
Я замечаю красные розы, окаймляющие белое фарфоровое блюдо, через дверь на крыльце.
– Я оставила ее у Роя на прошлой неделе. Приносила ему кексы.
Это было в пятницу, до того, как я отвезла его в больницу, и до нашей громкой ссоры.
– Ты носила ему кексы? – Джона нахмуривает брови. – А я-то думал, куда они делись.
– Наверное, Рой попросил Тоби завезти это нам.
Или предполагается, что это предложение мира?
Джона замечает на крыльце что-то еще.
– А это что?
Я поднимаюсь на крыльцо и вижу в руках Джоны несколько деревянных фигурок. Одна из них – женщина в развевающемся летнем платье, ее длинные заплетенные в свободную косу волосы струятся по спине, а руки удерживают шляпку на голове. Другой фигуркой оказывается животное с большими ушами, его поверхность более шероховатая, а детали не такие четкие.
– Это статуэтки Роя. Их точно сделал он, – бормочу я, доставая свой телефон.
Тоби берет трубку на втором звонке.
– Привет, ты оставлял что-нибудь на моем крыльце от Роя?
– Э-э-э… Нет. – Он говорит по громкой связи.
– Я серьезно.
– Я тоже, – настороженно отвечает он.
– Может, это твоя мать?
– Моя мать? Только если это было до шести утра. Она сегодня в Палмере весь день.
Когда мы уезжали в аэропорт, на нашем крыльце ничего не было, а значит, Рой, должно быть, приезжал сам.
– А что такое? Что случилось? Это ведь не мертвое животное?
Я бросаю хмурый взгляд на Джону.