Дикая жизнь

На каникулах, перед началом жуткого семестра, в горном лагере

Моей фотографией заклеили огромный рекламный щит на перекрестке у Сент-Килды.

И я поцеловалась с Беном Капальди.

Как минимум дважды в год моя крестная, известный продюсер в сфере рекламы, приезжает в Мельбурн из Нью-Йорка повидаться с родными и давними друзьями, такими как мы.

Ее имя Биби, как сигнал машины, но мы зовем ее Биб.

Детей у нее нет, поэтому все внимание, которое она могла бы уделять им, достается мне, и если уж совсем начистоту, его не очень-то много. Но это, что называется, «качественное время». И такие же качественные подарки. Особенно это было заметно в моем детстве. Когда мне исполнилось пять лет, она организовала мое усыновление пупса в «Шварце». И сфотографировала меня в «яслях» – у них и вправду продавщиц одевают нянями, – а я потом показывала эти снимки в школе.

Тогда-то и началась моя дружба с Холли. Когда она смотрела на мою куклу Мэгги Макгрегор – у которой была своя бутылочка, памперсы, дизайнерские одежки, свидетельство о рождении и автокресло, – я видела, как в ее душе идет борьба. Между собой боролись ревность-ненависть и восхищение-зависть, и, к счастью для меня, победу одержали восхищение-зависть. С Холли хорошо дружить, но наживать такого врага, как она, опасно.

Мы блаженствовали в домике на пляже, окутанные приятным флером съеденного лимонного кекса с маком и выпитого чая, и болтали о том, что надо бы отыскать мокрые купальники и устроить пронзительно-холодное весеннее купание, и вообще, есть ли у акул предпочтительное время приема пищи? Я валялась на полу, задрав ноги на кресло. Ногти, накрашенные «Титаниумом» – темно-лиловым! – сохли как надо.

Я только что отложила «Отелло», чтобы сыграть разок в «Энгри бердс». Моя сестра Шарлотта, все еще вредина в свои тринадцать, нарочно громко расхохоталась над какой-то эсэмэской – наверное, надеялась, что кто-нибудь из нас спросит, что там смешного. Папа разгадывал какой-то мудреный кроссворд. Мама отвечала на электронные письма на ноутбуке, хоть и считалось, что она на отдыхе. «Венерические болезни не дремлют», – ответила она, когда я напомнила ей, для чего существует отпуск. Жуть.

Раньше она была обычным лечащим врачом, получала все больше каких-то непонятных сертификатов, потом ударилась в политику и сферу общественного здравоохранения, и вот теперь практически правит миром из клиники «Освободим мир от ЗППП» в Фицрое.

Если вам кажется, что есть место, куда еще стыднее приходить к маме на работу, чем в венерологическую клинику, – напрасно, потому что такого места нет вообще.

Но Холли обожает это место. Мы ходили туда после уроков в последний день семестра – срочно понадобились деньги на мороженое, чтобы хватило сил прочесывать «Сейверс» [1] , – а когда вышли оттуда на улицу, какую-то старушку при виде нас аж перекорежило. Холли невозмутимо припечатала ее: «Ну мы хотя бы лечимся».

Биб сидела на уютном диване, обитом красивой тканью в «турецких огурцах» из Гильдии дизайнеров, купленном мамой по ее настоянию лет десять назад, а теперь уже слегка потертом и поблекшем, и листала в сети каталог какого-то модельного агентства, комментируя: «Никакая, никакая, унылая, как с панели, так себе, фу, тощая, никакая…» Потом застонала и вытянула ноги в черных джинсах.

– Куда девались интересные девчонки?

– После вас двоих разбили форму, – отозвался папа, имея в виду Биб и маму. Папе комплименты никогда не даются – он просто не настолько обаятельный.

– Ну спасибочки, – сказала я, думая, что «интересные» – это вообще-то не бог весть что.

Хоть я и не думала обижаться, прозвучало это, наверное, так, что, когда я подняла голову от экрана, все взгляды были устремлены на меня. Да еще перевернутые, ведь я лежала на полу. А когда я расплела ноги и села, меня как будто окружили вспыхивающие лампочки и стрелки. Все по-прежнему смотрели на меня. Таращились во все глаза. А я пожалела, что не промолчала, потому что мама наверняка сейчас вспомнит, что я еще не разгрузила посудомойку, и если у меня есть время валяться здесь, играя в «Энгри бердс» – что по маминой универсальной иерархии задач стоит намного ниже Чтения Обязательной Литературы к Следующему Семестру, – значит, и на посудомойку время найдется, и вообще, я должна помнить, что семья – это сообщество, и чтобы это сообщество функционировало…

Биб поднялась.

– Иди-ка сюда, детка, – позвала она и подвела меня к окну. И присмотрелась ко мне, как-то странно хмурясь и щурясь. – Чем это ты убрала все свои прыщи?

– Роаккутаном, – ответила я. – Только все сохло – кожа, глаза и рот.

– Пока не отрегулировали дозу, – вмешалась доктор Мама.

– А где «арматура», которую ты носила во рту? – продолжала расспросы Биб.

– Сняли на прошлой неделе, – я провела языком по зубам, до сих пор удивляясь, какие они гладкие и скользкие.

– Сними-ка очки.

Я сняла.

– Ты же красавица. Как я раньше этого не замечала?

Потом она сказала, что это был момент истины.

– Может, потому, что тебе был дорог даже темный облик мой, – предположила я, исковеркав «Отелло».

– Вот именно, лапочка, – подтвердила Биб.

– У нее нос острый, как у ведьмы, – заявила Шарлотта.

– Нормальный у нее нос, – возразил папа, которому, похоже, невдомек, что «нормальный» – это почти оскорбление.

– Только если тебе нравятся огромные носищи, которые никто не любит, – возразила Шарлотта.

– У нее есть харизма, – заявила Биб. – Именно это мне и нужно.

– Ты точно про нее говоришь? Про мою сестру? Сибиллу Куинн? – недоверчивый голос Шарлотты стал пронзительным. – Да она же буэ! Полное буэ!

– Не смей так говорить, – заявила мама, которая сама лишь недавно узнала, что значит «буэ», да и то потому, что сама так сказала, вот я и решила объяснить ей. Она ответила: «Да? Какая жалость! А я думала, это что-то вроде необидного способа сказать «страшненькая». Ничего странного, ведь раньше она считала, что «лол» – это «люблю, обнимаю, люблю». И ставила его в подпись ко всем текстам подряд, пока я несколько лет назад не просветила ее.