Дикий голубь
Шрифт:
–Э-эй! Я здесь, за рекой.
Эхо летит вскользь о водную гладь и спотыкнувшись об илистый берег вываливается прямо передо мной.
У меня аж верёвка с плеча медленно сползла от очередного оцепенения. А за ней трико, а дальше развязались шнурки и осыпались в пятки позвонки. Я повернулся и поглядел на ту сторону берега. Там увидел здоровенную, чёрную фигуру человека, которая обращена была в мою сторону. Лунный свет отражается от жёлтизны грязного песка и он вытянутый чёрным штрихом в самой середине. Фигура некоторое время стояла неподвижно и ещё больше нагоняла на меня жути. Нехватало ещё, чтобы
Всё-таки неимоверным усилием воли я переборол свой страх, нагнулся и поднял упавшую мою поклажу. Тут фигура наконец-то ожила и сдвинулась с места – оно приглядывалось ко мне. Немного спустя до меня долетели слова с того берега.
–Ну, чего так испугался,– хриплый голос всё так же шёпотом говорил, но так, чтобы мне было слышно.– Чё, кур воровал!
Хриплый смешок скакал через редкую рябь речки, но у самого бережка плюхнулся в воду по щиколотку. А там ил, который ещё глубже.
Вспомнися мультик из детства. Не помню названия, но был там плохой дяденька, имя которого тоже запамятовал – так вот, смеялся он именно так, потому что сотворил что-то плохое (это помню точно). Главное, сюжет совершенно выпал из головы и смысл, а вот смешок с хрипотцой всплыл как-будто так и надо.
Ведя борьбу со страхом, я ещё раз покрутился по сторонам и ответил тоже шёпотом.
–Да как тут не испугаешься!– Слабо откашлинувшись, я продолжил,– посреди ночи окликнуть, когда никого не ждёшь!
Снова плохой дяденька доносит хриплый смешок. И тоже кашляет.
Когда он закончил, я опять, не поворачивая гоовы пощурился по сторонам. Смотрел за его спину. Вдруг он не один. Чувство, кем-то затаённого и как-будто подглядывающего, скреблось под ложечкой и я ничего не мог с этим сделать.
"Может кто-то положит мне руку на плечо сзади, а может кто-то возьмёт за другую руку и потянет. Потом скажет: Вот где ты мне попался! И засмеётся, болтая головой вверх-вниз, вверх-вниз, вверх-вниз…"
Именно так выглядел мой страх; по-другому я называю это трусость. Да, я трус и то, что это правда признаваемая мною, несколько облегчает мою участь передо мной же самим. Сейчас меня направляет страх и даже можно назвать тот факт, что я не остался дома, я смело называю словом бояться. В детстве мне казалось, что это пройдёт в юности и само собой, а вот в юности я пришёл к выводу о том, что трусость можно победить, только физической силой.
Победить, значит предстояло драться, вести борьбу, возможно долгую и затянутую неизвестностью её окончания. И будет ли победа за мной, не давала мне покоя,– вдруг борьба окажется напрасной. Вдруг за правду, я смогу проиграть. Это тоже немного страшно!
В очередной раз, выглянувшая из-за туч луна, словно подтвердила мои кажущиеся странными думы, ну и дала маленькую возможность разглядеть встретившегося мне путника. Не такой уж он и здоровый, как мне показалось сначала; правду ведь говорят, что у страха глаза велики, да ноги быстрые.
Ну на счёт ног я, может, конечно и слукавил.
Мне хорошо был виден задний план и предположительное место его появления. Даже отпечатки его следов на песке, мне без труда удалось отличить от других. А он сам как ожившее пугало, вот, где-то за
Он также как и я, время от времени оглядывался по сторонам как испуганный волчонок, и я даже через реку слышал его тяжёлое дыхание, как-будто до встречи со мной он пробежал несчётное количество километров. Но он не трус и просто потому, что вот так, посреди ночи сумел позвать меня и пообщаться. Если конечно не считать того, что парень возможно и псих.
Но речка служила мне надёжным щитом и путь отхода был тоже надёжным. Напряжение в моём теле потихоньку снижалось, падала температура накаливания нервных окончаний – ведь пока он на другой стороне берега, для меня он не опасен. Да и те несколько слов, перемолвленных между нами, как бы навели безопасный мост, по которому я же и смогу спастись от него, в случае чего. Но это так, философия.
Я видел, как человек на том берегу, присел на корточки и стал рыться в нагрудном кармане рубахи, не особо-то и волнуясь, что я стою на другом берегу реки и совершенно его незнаю. Не найдя в кармане того, что ему надо было, он так же, не меняя телоположения, вытянул правую ногу вперёд и начал копаться в кармане брюк, при этом приговаривал что-то и порой ругался. Мне знаком тип таких людей; ему будет по фиг, если я прямо сейчас сяду и наложу кучку дерьма, а у него попрошу бумагу. И что самое интересное, он отзовётся и даже сам лично принесёт её через речку и так спокойно скажет: "На братан!"
Мне на мгновение показалось, что человек потерял всякий интерес к моей особе, и, наблюдая за ним, решил не мешать ему и собрался было идти. И уже сделал шаг прочь, как он снова меня позвал.
–Слушай, брат,– его хриплый полушёпот возбудил снова во мне волнение,– а что ты тут делаешь?
Плохой дяденька начинал бесить меня и вызывающее поведение было не по сценарию.
Как-то этот вопрос я ожидал услышать немного ранее, несколько минут назад, но потом я подумал, что ему это не интересно и вовсе не спросит. Но как-то не угадал. И то, что он спросил, мне тоже не понравилось. Как бы то ни было, страх перед ним показывать мне не стоит и ответить вопросом на вопрос, я посчитал сейчас самым лучшим.
–А ты тут что забыл?
В своём голосе я услышал металлические нотки, что мне очень понравилось (ещё бы, я и говорил, словно на последнем выдохе); если взять за исключение то, что даётся это не легко. В это время мой ночной собеседник сидел в том же положении, но ковырялся уже в другом кармане.
Всё выглядело так, как между прочем. Как-будто тем, чем мы оба занимаемся, это каждодневная обыденность и мы чем-то коллеги.
–Да ты не бери в голову ничего,– не переставая заниматься своим делом отвечал он,– я, может тоже тут, как бы,– здесь он покрутил в воздухе рукой непонятно зачем, но наверно показывая, что он здесь тоже как бы по делу,– вот курить нету, курить хочу,– вроде бы как себе сказал он.