Дикий голубь

Курин Юрий

Разговор резко оборвался, так как опять донёсся жуткий вой псины; они сначала по-одному, перебирались, словно настраивались, но потом в один собачий голос. Даже тишина умолкла, не звеня долгим эхом. Я метлой сметаю осколки мозаики, но боюсь, что мир под ногами, также может просыпаться…

Вновь бешенные мысли, бешенно бегут – не угнаться. Они сбивают с конкретной мысли, перешагивая через один, но чаще через два пункта реального течения…

… Как глупо! Разве там не то же самое? Разве можно искать взаимосвязь там, где всё построено на противоречиях, на отталкивании и на одних минусах…

Мы некоторое время помолчали, потом он продолжил:

–Так

вот, отец взял палку собаку проучить. Так подошёл к ней, не спеша, как бы приготавливаясь,– он вдруг замолчал. Я уже представил картину человека внешне напоминающего моего собеседника, у которого в руке была поленница предназначенная для растопки печки. И собака – я не мог её вообразить. Только цепок и вшивый ошейник, которым псина растёрла себе шею до оплешины. Вряд ли смог он её избить…

А потом как-то грустно договорил:

–Сердечный приступ,– последнее слово прозвучало уже глухо. Видно, ему стало чуть не по себе от воспоминаний.

–Мне очень жаль твоего отца, но поверь – это чистая случайность,– я словно протягивал ему руку через реку, высказывая таким вот образом сожаление.– Послушай уважаемый, не знаю твоего имени, но…

–Никита,– оборвал меня он,– Никитой меня зовут. Извини…

При упоминании своего имени, он чуть подался вперёд, словно слова посылаемые им, имели какую-то форму и вес.

Меня нисколько не интересовало как его звать, и то зачем он здесь. Я лишь хотел по-быстрее удалиться, ибо у меня были свои дела, но мужик явно жаждал общения.

–Братишка, у тебя нет закурить?– уж больно жалобно спросил Никита,– курить охота, мочи нет.

Теперь я уже стал раздражаться таким вот общением; минутный союз развалился, но надо держаться, ибо нервный срыв мне не поможет. Мне не понравилось то, что он перебил меня. Возникшая, по моему мнению умная мысль, предположение, насчёт домыслов и всяческих бредовых примет, имела место быть высказанной, как доказательство построеннии теории на фундаменте из воздуха. Но…

–Ну если даже у меня и есть курить, как я тебе передам, через реку?– говорил я как можно спокойнее и почти во весь голос, забыв про осторожность,– река широкая-то.

–Так я к тебе переплыву. Смотри,– ответил мне Никита и было уже направился ко мне. Зашёл в воду чуть ли ни по пояс, когда я его остановил.

–Стой, стой,– чуть не закричал я,– нет у меня сигарет, нет. Вернись на место.

Его руки были в воде. По запястье. Я представил как ему сейчас мокро и облепился сочувствием. Сохраняя спокойствие я искал в себе фальш, но только убеждался, что мне не всё-равно. Илистое дно, наверно затянуло его по щиколотку, ноги коченеют от подводных ключей и возможно скоро будет судорога…

Он с досадой развернулся и шумно разгребая ногами воду, вышел на берег что-то бормоча себе под нос. Я же, довольный тем, что остановил Никиту, свободно выдохнул и впервые, наверно минут за десять, огляделся вокруг себя; повышенный тон прибавил смелости, но не надолго. Но перед этим, возникший не понятно откуда порыв, прибавил мне росту и веса. За моей спиной стоял бескрайний легион опоры и горячее дыхание рвущихся в бой каждой единицы, приятно грел, мои, пока ещё заправленные крылья.

Я и подумать не успел, как из леса на том берегу реки выскочил ещё один человек. Я был в шоке и просто ошарашен от того, как тот быстро передвигался. И не только от этого. Внешний вид его был намного хуже Никиты, но поведение, передвижения и наконец маскировка, выдавала в нём лидера. Человек отлично сливался с природой, с её тенями

и формами. А выпадающий свет луны, придавливал его к земле как гнома. Он шёл совершенно бесшумно, но когда шипел на Никиту, тем и выдал себя.

Меня-то он и не заметил, а может не подал виду; всё своё внимание незнакомец обращал на Никиту. А точнее вымещал негатив на шепотливо кричащем языке. От неожиданности я половину не расслышал, о чём тот говорил этому, но из обрывков некоторых фраз я понял, что он сильно ругал Никиту. До слуха долетали куски мата, ловко находящие рифму слетающих с языка фраз незнакомца. Жестикуляции рук позавидовал бы сурдопереводчик и всё. Никита, отчего-то только молчал, не проронив ни слова. Тот мужик тряс его за плечи и высказывал какие-то претензии, я слышал как брызжит его слюна, а Никита… Никита молчит – принимая претензии, видимо зная за что.

Ещё, что мне удалось расслышать, так это то, что они должны немедленно уходить, и внезапно возникший, буквально ниоткуда человек, исчез в темноте также быстро, как и появился. Никита неспешно, но всё же послушно, направился вслед за этим человеком. Он неспешно волочил ноги в промокших насквозь брюках, подбирая штанины поочереди каждой рукой.

Я немного, самую только малость, обиделся на него. Потому что он вот так, не попращавшись, удалился в ночь. Дело не в том, что он не вежливый или не уважительно ко мне отнёсся, а в том, что сотворившись из ниоткуда, Никита растворился в никуда. Может показаться странным моё замечание, но я так не люблю.

Я остался совсем один в полном неведении, что здесь сейчас вообще происходило. И к чему всё это. Долго думать я не стал и также направился прочь от этого места; ноги не слушались до конца, но движимый к поставленной цели словно подталкивал меня в спину… Этого у меня было достаточно – стоило этим овладеть и шёл до нужного.

Овальный пятачок, освещённый ночным светилом, рассекала тёмно-синия линия. Встряска всполоснутого белья, осыпала мелкой крошкой края контура и овал заблестел. Заблестел красиво… Всё-всё, что может иметь цвет, звук, запах и глаза – всё должно быть красиво. (Прошу не учитывать оборотную сторону медали. Это не про это…)

… И шёл, стараясь выкинуть мысли об этих двух повстречавшихся странных типах, подальше. Но получалось плохо; мне показалось это некоим знаком и чему-то предшествующее, только не понимал к чему. Верил, что каждая новая встреча, каждый попавшийся человек на жизненном пути, это предзнаменование чего-то ещё. Вот только несёт ли это хорошее или плохое, предстоит узнать, а пока гадаю и шагаю.

Усыпанное звёздами ночное небо и яркий свет луны, периодически накрывали чёрные тучи. Они были редки и моментально рассеивались как утренний туман. Чем глубже в ночь, тем чернее тучи. И чем ярче лунный свет, тем темнее становилось, когда она исчезала. Из-за этого, когда пряталась луна, видимость была равна практически нулю. Ориентировался я по свету в домах с каждым шагом приближавшейся деревни. Жёлтые точки вырастали в овальные фигурки с закруглёнными уголками. И даже сеть и полосы из веток деревьев, ничуть не омрачал приближающийся вид – вид жизни. По мере продвижения вперёд на моём пути попадалась прибрежная растительность, колючие кустарники дикой яблони с опавшими на землю недозревшими плодами. Также собранная рыбаками бреднем тина и брошенная так, скрученная и ещё совсем мокрая и противная. Всё это было плохо видно, что несколько замедляющая моё продвижение, но в некоторой степени как-то маскируя и моё здесь пребывание.