Диомед, сын Тидея. Книга 2. Вернусь не я

Валентинов Андрей

...Неужели ей было со мной хорошо?

– Мы увидимся, скоро увидимся, и ты мне ответишь. А сейчас слушай, Тидид. Отец не стал помогать Приаму. Троя держалась слишком вызывающе, ее пепел убедит тех, кто усомнился в нашей власти...

А ведь знакомое что-то!

– К тому же под Троей сложили свои дурные головы самые буйные наши данники...

Я только вздохнул. Хорошо выучился Курос, мой верховный дамат!

– Но хеттийское войско - это не все, чего вы должны I опасаться. НЕ ВСЕ! Больше ничего сказать не могу...

Стук капель

в невидимой клепсидре внезапно стал раскатами грома. Близкого грома...

...НЕЧТО!

– Мне пора, ванакт. Надеюсь, ты запомнил все, что я тебе сказала? Твердо запомнил?

– Угу...

Я встал.

Лишними были эти слова, Цулияс, царевна хеттийская! Я еще не твой данник, и твои войска пока что не сильнее моих.

...И в самом деле! Ввалилась в шатер к великому ванакту, изнасиловала его, как какая-нибудь Айгиала, расхвасталась, понимаешь!

Взялся за край белого покрывала...

– Нет!
– крикнула она.
– Светильник, пожалуйста. Потуши!

Еще чего! Так как женщина может почувствовать власть над мужчиной? А мужчина над женщиной?

– Нет...

Покрывало лежало на ковре, еще теплом от наших тел.

– Не смотри! Стыдно...

Зажмурилась, прижала ладони к лицу. Сверкнули в неровном свете изукрашенные ногти на маленьких пальцах...

На ней был золотой поясок - почти такой же, как тогда, в Хаттусе. Впрочем, не на поясок я глядел.

...В Хаттусе мои гетайры пялились на обычную девчонку, дочь какого-то неведомого жреца. Они не знали, их взгляды скользили мимо, не задевая гордости. Теперь я знал, кто она. Я смотрел на царицу.

– Зачем... так, Тидид? Зачем? Зачем унижать... Хотелось сказать, что в этом тоже урок. Незачем указывать мне мое место. Опасно это! Но тут же понял плохо дело.

Всхлипнула горлом, опустилась на ковер, так и не отрывая ладоней от лица. А потом заплакала - тихо, безнадежно.

– За что?.. За что... Нельзя... Как я теперь?..

И тут я понял, что случилось. Царица подарила мне свою любовь. Я превратил царицу в шлюху. Собака я-и любовь у меня собачья! И нет ничего страшнее, чем вновь почувствовать дыхание ночного ветра, увидеть отблеск ночного зарева. Почувствовать, увидеть... потерять.

Валуны на горной дороге мертвы. Им не больно.

– Не плачь, не надо...

– Ты... Что же ты сделал со мной, ванакт? Тебе ведь известны обычаи Азии. Темнота смывает грех, а теперь я ничем не лучше жрицы Астарты или девки с базара!.. Знаешь, в Лидии когда-то правил царь Гиг. У него была красавица-жена, и Гиг любил хвастаться ею. Однажды он решил показать ее обнаженной - вопреки всем обычаям - своему воеводе. Тот спрятался в ее спальне... Когда царица поняла, что опозорена, то предложила воеводе выбор: или он умрет, или убьет Гига и сам станет царем и ее мужем...

– И... и что он выбрал?

– То, что выберешь ты, Диомед...

– Э-э-э, ванакт Диомед! Зачем отпустил ее, зачем не оставил? Хорошая девушка, правильная девушка, хорошо на тебя смотрела. А уходила - совсем

не так смотрела. И я смотрю на тебя, Диомед-родич, смотрю - понять не могу. Умный вроде, да? Смелый вроде, да? А если смелый, если умный - протяни руку, ее за руку возьми! Я вот что тебе скажу, только ты не обижайся: глупый ты, Тидид, совсем глупый!

* * *

Я ждал, что наутро в лагере будет плохо. Ошибся. Стало не плохо - стало хуже некуда. Над шатрами реял геройский храп вперемешку с похмельным чадом, Ио-Ко-рова слизнула шершавым языком последних дозорных, а самые ретивые уже вовсю грузили корабли. Воины Гунея

Кифийца, радостно подвывая, выбивали подпорки из-под черных дельфинов.

– А ударь, к примеру, даже не троянцы, не амазонки - какая-нибудь приблудная разбойничья шайка? Славный котел придумал ты, Приам! Два дня - и мы уже разбиты без всякой драки. Даже если это НЕЧТО - выдумка, разве сможет пьяндыга Атрид вновь поднять войско, вновь заставить идти на смерть?

Сорвана глотка от крика, ноют разбитые костяшки. К счастью, не все сдурели. Хмурый Аякс побрел на берег - разбираться с излишне резвым Гунеем, мы с Лигероном занялись дозорными, остальные разошлись по шатрам - устраивать побудку с последующим отливанием морской водой.

К полудню утихомирилось вроде. Да что толку? Будет еще завтра, будет и послезавтра.

А возле Крепкостенной - пусто. Заперты Скейские ворота, недвижны дозорные на высоких башнях. Замерла Троя. рловно и не перемирие, словно вот-вот бой начнется - решающий, главный... А почему, собственно, "словно"?

Ждет Крепкостенная... Дни считает, часы, каждый стук капли в клепсидре, каждый удар сердца.

Ждет!

– Агамемнон! Атрид! Проснись! Проснись немедленно! Надо что-то делать... Войско - уже не войско, даже не толпа! Атрид - ты же верховный вождь, ты же воевода! Проснись, дурак козлобородый!

– Д-диомед, ты? А что случилось? Они уже с-сдались? И снова серые ширококрылые птицы неслышно парят над лагерем. Взмах, взмах, взмах... Там, где будет труп...

– И чьи это корабли, Идоменей?

– Не знаю, слишком далеко они были. Гнаться мы не могли, у меня только три кимбы на воде. По виду не наши - троянские. И не финикийские, те не спутаешь. Знаешь, мне показалось, что это корабли из Кеми. Приметные очень, с красными бортами...

– Да брось, откуда тут кемийцы? А вот все остальные... Говорят, корабли Приама совсем рядом, в Геллеспонте...

Почему никто не смотрит на небо? Ведь птицы уже совсем низко, даже клекот слышен - торжествующий, победный. Говорят, мой Дед, мой НАСТОЯЩИЙ Дед, когда-то посылал орла, чтобы тот клевал печень Амирану-Прометею.

А кто прислал этих? Их не видят - никто, кроме меня, даже Калхант...

Но разве трупы могут видеть?

– Да брось, Тидид! Нет там никаких орлов. И троянцев нет, и хеттийцев. Я сам вместе с Фоасом все у Трои этой проклятой оглядел. Мы заставы к самой Ассуве послали - и ничего... Да почему ты такой грустный, Диомед?