Дипломатическая быль. Записки посла во Франции

Дубинин Юрий Владимирович

* * *

Время до июня 1966 года, когда состоялся визит де Голля в Советский Союз, было заполнено интенсивной дипломатической работой. Готовя советско-французскую встречу на высшем уровне, мы одновременно наполняли новым содержанием советско-французские отношения. В апреле 1965 года А. А. Громыко побывал в Париже, в сентябре-октябре того же года Кув де Мюрвиль посетил Советский Союз. Обмен визитами министров иностранных дел проводился впервые в истории отношений между двумя странами, что само по себе было знаменательным. Москва вызывала меня из Парижа по случаю визита французского министра, что сделало меня участником обоих этих мероприятий. В дальнейшем в посольстве я занимался подготовкой визита

де Голля, выезжал в Советский Союз для завершения этой подготовки и на время пребывания у нас французского президента был в числе сопровождавших его в поездке по стране.

Сообщение о визите де Голля в Советский Союз было опубликовано 4 февраля 1966 года.

Пройдет немногим более двух недель, и 21 числа того же месяца французский президент объявит о решении Франции выйти из военной организации НАТО. К 1 июля 1966 года Франция прекратит участие в военных штабах НАТО, а французские войска, расположенные в ФРГ (две дивизии и целый ряд других частей), будут выведены из-под натовского командования. 1 июля был день возвращения де Голля из его поездки в Советский Союз. Действия де Голля в отношении НАТО придавали новое качество политике Франции, повышали внимание к ней и в мире, и в Советском Союзе, и в США особенно, представляли собой серию мероприятий, международные последствия которых ощущаются и по сей день.

В связи с переговорами с французским президентом в Москве ставились большие задачи: сопоставить интересы СССР и Франции по мировым проблемам, определить степень готовности французского правительства к параллельным и совместным действиям с СССР в интересах укрепления мира и безопасности, особенно в Европе, наметить направление практических мероприятий по усилению воздействия советско-французских отношений на ход мировых дел и, опираясь на положительные моменты внешней политики Франции, продолжать развитие советско-французских отношений.

Французский президент пробыл в СССР с 20 июня по 1 июля. Он пролетел 14 тыс. км над советской территорией, посетил кроме Москвы Ленинград, Киев, Волгоград, Новосибирск, встречался с учеными, рабочими, представителями советской культуры и искусства. Программа была насыщенной и разнообразной. Строгие официальные обеды соседствовали с угощением раками-исполинами в шампанском во время прогулки на корабле по Волгоградскому водохранилищу, залы переговоров сменялись цехами заводов. В Ленинграде де Голль всем преподнес сюрприз. Когда его машина поравнялась с крейсером «Аврора» (его посещение программой не предусматривалось), он неожиданно попросил сделать остановку. Огромный кортеж замер. Де Голль поднялся на борт, обошел корабль и, вернувшись в машину, продолжил путь. Все произошло так быстро, что за ним не успели последовать сопровождающие даже из первых машин, не говоря уже о многочисленной армии журналистов из хвоста кавалькады, которые, сообразив, в чем дело, стремглав бросились за сенсационными снимками, но, увы, им оставалось запечатлеть только сам крейсер. Говорили (не ручаюсь, правда ли это), что крупнейший французский еженедельник «Пари матч» обещал пятьсот тысяч франков любому, кто смог бы продать ему снимок де Голля на «Авроре». Таких не нашлось.

С повышенным интересом французы ожидали посещения Новосибирска. Сибирь! О ней так наслышана Франция. Даже Жюль Верн приложил руку к ее описанию, впрочем, как и многие другие французы, бравшиеся за это, никогда там не бывавший. Стереотип известен. Поэтому, когда наш самолет пошел на снижение, мои спутники — это была основная группа сопровождавших де Голля — пришла в необычное движение. Защелкали замки дипломатов, оттуда стали появляться не папки с документами, а специально припасенные добротные шерстяные пуловеры, которые французы тут же взялись натягивать на себя. Я робко заметил, что был разгар лета, но услышал ответ, звучавший как абсолютная истина: так Сибирь же!

Но из самолета мы выходили под ослепительным солнцем, которому

не мешало ни одно облачко. Температура под тридцать градусов.

В Волгограде де Голлю показывали плотину. Советские сопровождающие прилетели туда заранее. Я с интересом рассматривал уникальный лифт, предназначенный для того, чтобы помогать поднимающимся вверх по Волге осетрам преодолевать преграду, возникшую на их тысячелетиями апробированном пути. В газетах об этих лифтах писали как о чудо-технике: осетры сами находили их, набивались туда, после чего лифт шел вверх и высаживал пассажиров с другой стороны плотины. В момент, о котором я веду рассказ, лифт находился в нижнем положении, и сквозь тонкий слой воды было видно, что он полон красивейших рыб, которые только и ждали генерала, чтобы быть поднятыми и проследовать своей дорогой. Я не мог скрыть своего восторга. На это один из ответственных местных деятелей по секрету шепнул мне, что всех этих путешественников выловили в Волге накануне и еще с вечера засадили в подъемник, в который (по крайней мере, в то время) осетры сами, увы, почему-то не шли.

Киев встречал де Голля огромным транспарантом с гигантскими словами «Добро пожаловать…», и дальше, естественно, следовало имя президента, которому украинцы не додали одной буквы «Л». Внимание шеф протокола украинского МИДа Цыба (он, кстати, проработал несколько лет в нашем посольстве в Париже) обратил на это, когда самолет с де Голлем уже катил по посадочной полосе. Цыба, умевший выглядеть подтянуто-молодцеватым, был в полной растерянности, и я старался успокоить его тем, что генерал по-русски не читает. Впрочем, сердечность киевского приема была такой, что, если бы генерал и читал по-русски, он все равно бы зла на Украину не затаил.

В публичных высказываниях в ходе визита советская и французская оценки исторического опыта взаимоотношений двух стран были отмечены значительным сходством. В самые трагические моменты истории, подчеркивалось с нашей стороны, народы наших стран неизменно обретали опору друг в друге, их оружие служило защите общих жизненных интересов, говоря на своих национальных языках, они руководствовались сходными целями и намерениями.

Союз двух стран, вторил французский президент, «во время мировых войн, и в частности величайшая роль Советского Союза в решающей победе во второй мировой войне, лишь усилили у французов чувство этой солидарности».

Заметим попутно, что де Голль, всегда называвший Советский Союз Россией, во время этого визита, изменив своему правилу, впервые произнес Советский Союз. Находясь в Ленинграде, он обратился, как обычно это делал в своих зарубежных поездках, к языку страны, которую посещал, и продекламировал по-русски: «Люблю тебя, Петра творенье».

Переговоры, естественно, сконцентрировались прежде всего на проблеме европейской безопасности и германском вопросе.

Л. И. Брежнев подчеркнул, что самое важное для нашей страны в германском вопросе заключается в том, чтобы Германия никогда не смогла развязать новую войну.

Он говорил о необходимости считаться с фактом существования двух германских государств и с тем, что в обозримом будущем нет перспективы их объединения. Признание Францией ГДР, по мнению советской стороны, способствовало бы нормализации положения в Европе, ослабило бы американское влияние на решение европейских дел.

Де Голль отвечал, что Франция, которая сильно пострадала в результате развязанных Германией войн, по-прежнему настороженно относится к ней. Что касается вопроса о ее воссоединении, то для Франции он не актуален, с его решением нет нужды торопиться. Но Франция не намерена признавать ГДР, поскольку такое признание создало бы впечатление увековечения этим раскола Германии. Де Голль полностью согласился с тем, на чем делался акцент с советской стороны: ФРГ не следует допускать к ядерному оружию. Он совершенно определенно подтвердил свою позицию об окончательном характере германских границ.