Дипломатия фронтира
Шрифт:
Дино пнул сухую ветку:
— Как будто на Платформе живут коренные… А его специально сделали чужаком. Потому что русский. Даже после смерти.
Я молчал.
В голове стучало: «Почему нож? Что за дикость? Почему здесь?». Шериф, этот меланхоличный толстяк с жевательной резинкой во рту, говорил, что убийцу пока не нашли, но политический резонанс всем понятен, следствие всё ещё продолжается, власти примут необходимые меры. Говорил, будто читал сценарий.
— Получается, что никто ничего не видел… — пробормотал Бернадино.
— Получается так, даже непонятно, откуда вообще взялось
— Из головы полицейского чина: надо же что-то положить в папку, — хмыкнул сынуля.
— Вполне может быть. Полосов совершенно точно вышел из этой забегаловки для индейцев один, следом за ним никто не двинулся.
— Ждали на улице, — констатировал парень.
— Но шума драки не было. Труп обнаружила возле входа в салун подошедшая кампания, они и вызвали шерифа. Он их сразу всех и арестовал… На теле осталось лишь удостоверение и личные вещи, все карманы были вывернуты.
— То есть, вторую карту убийца забрал! Так, падре?
— Не знаю. Если так, то дело дрянь. Да убери ты куда-нибудь этот меч гладиаторский, смотреть на него не могу!
— Мне ножны нужны, — твёрдо произнёс Дино.
— Ты что, носить его собрался? — не поверил я.
— Да. Когда мы вычислим убийцу, я его подкараулю и воткну это нож ему в грудь.
— А допросить?
— Забыл! Сначала мы его допросим, — быстро поправил план adottato.
— Ты это прекращай! — испугался я не на шутку. — Закон есть закон! Сдадим шерифу, и негодяя повесят на площади, у них так принято. Сколько можно напоминать, что мы дипломатические сотрудники, а не вашингтонские рейнджеры-диверсанты из Recon Group!
— К чёрту такую дипломатию, которая позволяет себя убивать! — взъярился Дино.
Над могилой посла пролетел леденящий ветер инакомыслия, я поёжился.
Пару минут мы молчали.
— Падре, шериф не врёт, говоря, что у него при себе не было никакого оружия?
— Я уверен, что не было, вспомни хотя бы Кострицыных… На всё посольство только красивая дубинка у садовника.
Ещё немного помолчали. Вокруг ни души, на кладбище мы были одни. Как же у них тут всё неудобно сделано… Ни сесть, ни от солнца спрятаться.
— Мы будем его перевозить?
— Пока не знаю, — признался я, пожимая плечами. — Стоит ли торопиться делать эксгумацию? Предстоит найти где-то оцинкованное железо, чтобы запаять гроб. Иначе… Проводить в Додж-Сити повторную экспертизу? Нужно договориться, организовать, а уж потом…
— Во дворе часовни похороним, — уже всё решил Дино.
— Разумно.
Ладно, пора знакомиться с новым местом действия не из окна гостиницы, суммируя первые впечатления с рассказами старшины и этой девушки на ресепшен, что так понравилась моему парню.
Первые впечатления утверждали, что нейтральный Батл-Крик — ода провинциальному спокойствию! Под этими мистическими горами, где время замедляет ход, приютился городок, будто сошедший с полотен Нормана Роквелла, пропитанный духом послевоенной Америки.
Здесь воздух пахнет сосновой смолой и свежеиспечённым яблочным пирогом, а жизнь течёт под мерное стрекотание кузнечиков и далёкий гудок паровоза. Паровоза, чтоб я лопнул!
Никто
Место здесь ровное, кругозор отменный.
На востоке вздымаются пирамиды Чёрных Гор, их вершины, словно зубы страшного великана, кусают низкие облака. К югу тянется гряда утёсов, изрезанных каньонами, где тени исчезают в полдень. Где-то там течёт река Хребтовая.
На севере приметны две чёрные вершины с шапками вечных снегов. Горная цепь постепенно понижается, там множество ущелий с относительно удобным доступом, и одно из них наше… Как же мне этого не хочется!
У подножия гор — море вековых елей и сосен, сползающих к долине, словно зелёный прилив. За этим великолепием петляет река, будто не решаясь покинуть уют горной долины. Ниже городка поток поворачивает в последний раз и устремляется напрямик к Мичигану, рассекая прерию уже не каменистыми, а глинистыми склонами.
На южных подступах Батл-Крик встречает гостей как старая добрая тётушка — без претензий. Поля с пугалами из фильма «Джиперс Криперс» в штопаных рубахах, огороды, ограждённые выгоревшим на солнце штакетником, сараи, на одном из которых обнаружилась табличка «Coca-Cola». Разливают в крынки, что ли?
Детишки в закатанных джинсах гоняют по улицам жестяные банки, а на окраине розовобокие свиньи греются у крылечек. Слышен редкий лай драгоценных собак и мявкание кошек. Куры, гуси, индейки… Лишь присмотревшись, замечаешь городскую суть: здание кинотеатра с киноафишами, да ратуша с флагом, чуть колышущимся на слабом ветерке.
На табличке у въезда — гордая надпись: «Население: 498», скоро юбилей… Американец обожают писать численность населения рядом с названием населённого пункта.
Здесь не спрашивают, откуда ты, — важно, зачем пришёл. Попытка узнать о корнях встретит недоумение: к чему ворошить прошлое, когда все в одинаковом положении?
Центр жизни — мощённая диким булыжником и плиткой местного производства просторная Авеню Буков, на которой старики в широких подтяжках играют в шашки под кронами исполинов, оставшихся от большой рощи, которая когда-то шелестела здесь листьями.
Пионеры, поселившиеся на месте будущего города, решили часть вековых исполиноа сберечь, и им это удалось. Местная молодёжь, так же как и наша, всё упрощает, говоря просто: «Пошли на Буки». Или «на Аллею»… Это променад, место дневных посиделок и вечерней тусни, здесь расположены два бара и пара таверн или салунов, называют их как попало.
Единственный проспект пересекают три крошечные улочки-стриты, вместо названий имеющие номера. Вот и вся городская планировка. Вечером аллея оживает: из баров «The Lucky Spike» и «St. Clair’s» льются перебором аккорды кантри, а подростки в кожаных куртках кружат на мотороллерах вокруг фонарей.