Дипломатия фронтира
Шрифт:
— А ты сам так ездил?
— Сто раз! — легко соврал я. — Ну… не сто, конечно, но десяток подобных рейсов на «камазах» имею точно.
— Подожди. А если мы всё-таки застрянем среди камней? — продолжал волноваться adottato.
— Если, если… Вытащим! Лебёдка и трос есть, домкрат и лопата тоже. Есть такое русское правило: «Глаза боятся, руки делают». Что увидел в теплаке?
— Три зайца. Большие, но в Альпах они ещё больше. Наверное, здесь для них корма маловато.
— Значит, наши косые под Берлином ещё крупнее… Ну и пёс с ними.
Зайчатина
— Знаешь, что? Доставай-ка ты из рундука корзинку с пирожками миссис Молли. Вдруг придётся удирать во всю прыть, а мы голодные.
— Хреновая шуточка, Максим Валентинович, — непривычно по-взрослому оценил мой неуклюжий юмор парень на чистом русском языке.
С момента отъезда мы ещё не ели. Корзинка полная, здесь вам не лесобиржа.
— Назад посмотрел?
— Нет… ещё.
— Ну, так посмотри! Да хорошенько, внимательно! Вдруг с тылов враг подкрадывается? Давай-давай, а я пока перекус соберу, да кофейку налью.
…Ущелье, зажатое меж зубчатых пиков, наконец-то выплюнуло нас к финишу после столь изматывающей езды по руслу Эллис-Крик. Я остановился и оглянулся. В сотне метров ниже, на ровной площадке у ручья замер «Апач», заранее поставленный капотом на выезд, так вернее. Оттуда, кстати, проём грота еле заметен.
— Как-то не похоже, что поблизости есть Шахта № 12, — пробормотал Дино.
— Признаков нет, — согласился я, — но люди здесь бывают.
Нормально мы по ручью доехали, единственной помехой стали естественные шлагбаумы — подмытые и наклонившиеся к руслу тонкие стволики прибрежных сосенок со свисающими почти до самой воды ветками. Колёса тяжёлого «Апача» ломали их как спички.
Под стенами — обширные ягодники, так что местным платформенным зайцам живётся здесь неплохо.
Дино несколько напряжённо обводил выставленным вперёд стволом ППС пространство перед гротом, а я, то и дело приседая на корточки, высматривал среди камней следы людей и зверей. Следов сапог почти не было, всего два старых отпечатка. Были тряпки: разорванный и выпотрошенный брезентовый рюкзак, рукав от рыжей кожаной куртки, грязный бинт…
А вокруг — уже знакомая череда замшелых скал, где кроме редкой травы и лишайников ничего не видно. В каньоне дул ровный, свежий, даже ласковый ветерок. Зеленела трава, журчала серебряная ленточка горного ручья, вытекающего из этого грота или пещеры. Выше по склону, в нескольких сотнях метров за полосой кустарника, у стены стояла группа из трёх печальных сосенок бронзового цвета.
В голове немой вопрос: «Ёлки, где следы промышленной деятельности? Ржавое ведро, обрывок каната или цепи… ради чего мы сюда карабкались? Столько сил и казённых средств…».
Бернадино, почувствовав моё раздражение, ни слова не говоря, отрицательно покачал головой. Я сплюнул.
— Падре, входим?
— Да. Прикрываем глаза на минуту, слушаем в четыре уха.
Предохранитель
Тёмный грот притягивал чернотой широкого входа.
— Вперёд, ты слева.
Я сразу ушёл направо и присел у стены, выставив за выступ ствол автомата.
Звук… Да, это был шелестящий шум самого настоящего водопада, вот откуда здесь ручей, что течёт между нами с сыном! Шум воды сливался с треском сверчков в трещинах, мне даже померещился шуршание крыльев летучих мышей, поселившихся где-то в глубине.
Успевшее лишь немного адаптироваться к темноте зрение не позволило разглядеть большой и глубокий грот. Надо брать прибор.
— Готов! — хрипло доложил сын, пристраиваясь с левой стороны от прохода.
— Наблюдаем, всё фиксируем. Я беру тепловизор, ты — фонарь. По очереди! Прикрываем! — рявкнул я в завершение.
Пещера огромная, на первый взгляд совершенно пустая, но кто знает…
— Начинай двигаться с фонарём слева направо, делай остановки, свети во все дыры и фотографируй. У меня камера в тепловизоре. Вперёд, Дино!
— А если…
— Неважно. Мы уже внутри.
Сын забросил ППС далеко за спину, пристраивая там автомат поудобней, и медленно пошёл по кругу.
Прибор я купил отличный, включился практически сразу, без прогрева! И что имеем?
Так, в этой пещере есть всё, кроме живых существ. Ну, кроме нас, конечно.
— Ступай осторожно, пожалуйста, — попросил я, замечая, как сын тянется потрогать воду. Ручей искрился, но под поверхностью мельтешили тени: то ли рыбки, то ли отблески пирита на дне. — Вдруг и тут змеи?
Парень фыркнул, но руку отдернул. На потолке грота что-то щёлкнуло, камешек свалился в воду.
Луч мощного фонаря скользнул по стене, и я, опустив тепловизор, замер, словно прикоснулся к чему-то древнему, не предназначенному для посторонних глаз.
Воздух в гроте был густой, пропитанный влагой и запахом мха — сладковатый, как прелое сено. Своды грота уходили вверх, растворяясь в темноте. По дальней стене струились мерцающие прожилки кварца.
Хрустальная лента водопада, пролетая метров пятнадцать по гладкой стене тянущейся далеко вверх расщелины, огибала доломитовые ступени. С нижнего порожка поток ледяной воды срывался почти отвесно, затем плавно скользил по каменному изгибу, частично теряя энергию перед последним ударом о поверхность большой плиты с заметной гравитационной чашей. Потому и шума немного.
Ни феерии брызг, ни водяного тумана.
Удивительное чудо природы! Хотелось стоять и наслаждаться, но я следовал принятому ранее регламенту — внимательно рассматривал каменный зал. Успею.
Часть принимающей импульс плиты в виде широкой полки была почти сухой, хоть устраивай групповые фотосессии на фоне подземного водопада.
— Здесь кострище! — крикнул Дино из дальнего конца грота.
— Сейчас подойду!
Выскочив, на всякий случай, из грота и осмотрев подходы, я быстро вернулся.