Дипломатия
Шрифт:
Несколько последующих недель подтвердили точность предвидения германского посла. Как бы посылая успокоительный сигнал Германии, ТАСС в сообщении от 8 мая отрицал факт необычной концентрации советских войск на западных границах. В течение следующих недель Сталин разорвал дипломатические отношения со всеми европейскими правительствами в изгнании, базирующимися в Лондоне, сопровождая это болезненными разъяснениями, что теперь все вопросы будут решаться с германским посольством. Одновременно Сталин признал марионеточные правительства, которые Германия поставила на некоторых из оккупированных территорий. В целом, Сталин лез вон из кожи, чтобы заверить Германию в признании им всех ее фактических завоеваний.
Чтобы устранить любой возможный предлог для агрессии, Сталин не дал передовым советским соединениям перейти на повышенную
13 июня, за девять дней до нападения Германии, ТАСС опубликовал очередное официальное заявление, отрицавшее широко распространившиеся слухи о неизбежности войны. Советский Союз, говорилось в заявлении, намеревается соблюдать все существующие соглашения с Германией. В сообщении ТАСС также делался намек в широком плане на возможность проведения новых переговоров, чтобы добиться более приемлемых решений по всем спорным вопросам. То, что Сталин был действительно готов пойти на крупные уступки, видно из реакции Молотова, когда 22 июня фон дер Шуленбург прибыл к последнему с германской декларацией об объявлении войны. Молотов жалобно запротестовал и уверил, что Советский Союз был готов убрать все войска с границы, чтобы успокоить Германию, а все прочие проблемы разрешить путем переговоров. Молотов заявил, как бы защищаясь, что было для него весьма нехарактерно: «Такого мы не заслужили!» [448]
448
Там же. С. 640
Похоже, Сталин был до такой степени потрясен тем, что Германия объявила ему войну, что впал в некое подобие депрессии, продолжавшееся около десяти дней. Однако 3 июля он вновь взял бразды правления в свои руки и произнес по радио программную речь. В отличие от Гитлера, Сталин не был прирожденным оратором. Он редко выступал публично, а когда выступал, был исключительно педантичен? В этом выступлении он тоже сухо говорил о гигантских задачах, вставших перед народами России. Однако даже подобная констатация фактов вселяла некую решимость и вызывала ощущение того, что с этим делом, каким бы огромным оно ни казалось, можно справиться.
«История показывает, — заявил Сталин, — что непобедимых армий нет и не бывало». Давая приказ на уничтожение всего промышленного оборудования и подвижного состава и на формирование партизанских отрядов за линией фронта, Сталин зачитывал ряды цифр, словно бухгалтер. Единственную уступку риторике он сделал в начале речи. Никогда еще Сталин не обращался к народу на личном уровне — и никогда больше этого не сделает: «Товарищи, граждане, братья и сестры, бойцы нашей армии и флота! К вам обращаюсь я, друзья мои!» [449]
449
Там же. С. 647 - 648
Гитлер наконец-то получил войну, которую хотел. И предопределил свою судьбу, которую, если это возможно, он тоже возжаждал. Германские руководители, воюющие теперь на два фронта, второй раз за одно поколение переоценили себя. Примерно 70 миллионов немцев воевали, имея против себя примерно 700 миллионов противников, — именно так и получилось, когда Гитлер в декабре 1941 года вовлек в войну Америку.
Похоже, что даже Гитлер был потрясен задачей, которую сам перед собой поставил. За несколько часов до нападения он заявил своему штабу: «У меня такое ощущение, будто бы я толчком распахиваю дверь в темную комнату, где раньше никогда не бывал и не знаю, что находится
450
Там же. С. 629
Сталин делал ставку на рациональность поведения Гитлера проиграл; Гитлер сделал ставку на скорое падение Сталина и тоже проиграл. Но если сталинская ошибка была поправимой, то гитлеровская — нет.
ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ. Америка возвращается на международную арену: Франклин Делано Рузвельт
Для современных политических руководителей, правящих при помощи опросов общественного мнения, роль Рузвельта в деле привлечения изоляционистского народа к участию в войне является предметным уроком по содержанию понятия «руководство» в демократическом обществе. Рано или поздно угроза европейскому равновесию сил вынудила бы Соединенные Штаты вмешаться, с тем чтобы остановить стремление Германии к мировому господству. Очевидная для всех, всевозрастающая мощь Америки не могла не вовлечь ее в центр международных событий. Но то, что это случилось так быстро и столь бесповоротно, — заслуга Франклина Делано Рузвельта.
Все великие лидеры шествуют в одиночку. Их неповторимость проистекает из способности распознать вызов, еще далеко не очевидный для их современников. Рузвельт вовлек изоляционистскую нацию в войну между странами, конфликт между которыми несколькими годами ранее считался несовместимым с американскими ценностями и не имеющим значения для американской безопасности. После 1940 года Рузвельт убедил Конгресс, за несколько лет до того подавляющим большинством голосов принявший серию законов о нейтралитете, санкционировать всевозрастающую американскую помощь Великобритании, остановившись лишь перед непосредственным участием в военных действиях, а иногда даже переступая эту черту. В конце концов японское нападение на Пирл-Харбор устранило последние сомнения. Рузвельт оказался в состоянии убедить общество, которое в течение двух столетий было уверено в собственной неуязвимости, до какой степени смертельно опасна победа стран «оси». И он проследил за тем, чтобы на этот раз вовлеченность Америки означала бы лишь первый шаг на ее пути к постоянным обязательствам международного характера. Во время войны именно его руководство скрепляло союз и формировало многосторонние институты, которые продолжают обслуживать международное сообщество и по сей день.
Ни один из президентов, за исключением Авраама Линкольна, не сыграл столь решающей исторической роли в переменах в поведении Америки. Рузвельт принес присягу при вступлении в должность тогда, когда нация испытывала неуверенность, когда вера Америки в безграничные способности Нового Света была серьезнейшим образом поколеблена «Великой депрессией». Везде демократии, казалось, терпели поражение, и антидемократические правительства как левого, так и правого толка возникали на их месте.
И когда Рузвельт вернул надежду своей собственной стране, судьба возложила на него обязанность защищать демократию по всему земному шару. Никто не описал эту сторону заслуг Рузвельта лучше, чем Исайя Берлин:
«[Рузвельт] глядел в будущее спокойным взором, словно хотел сказать: „Пусть оно настанет, каким бы оно ни было, и послужит зерном для помола на нашей великой мельнице. Мы используем его целиком на благо..." В безответственном мире, казалось, поделенном злобными фанатиками, рвущимися к его разрушению, при наличии сбитого с толку населения, бегущего неведомо куда, лишенных энтузиазма мучеников за дело, смысла которого они не понимали, он верил в собственную способность выстроить, пока он у рычагов власти, плотину и остановить этот жуткий поток. Он обладал силой характера, энергией и ловкостью диктаторов, а был на нашей стороне» [451] .
451
Isaiah Berlin. Personal Impressions (Берлин Исайя. Личные впечатления) / Ed. by Henry Hardy. N. Y.: Viking Press, 1981. P. 26