Дипломатия

Киссинджер Генри

Во время так называемой «странной войны» американские руководители все еще полагали, что от них требуется только материальная помощь. Расхожее мнение гласило, что французская армия, находясь за «линией Мажино» и поддерживаемая Королевским военно-морским флотом, удушит Германию посредством сочетания наземной оборонительной войны и морской блокады.

В феврале 1940 года Рузвельт направил заместителя государственного секретаря Самнера Уэллеса с миссией в Европу для выяснения возможностей заключения мира в период «странной войны». Французский премьер-министр Даладье намекал на то, что Уэллес настаивает на компромиссном мире, который оставил бы под контролем Германии всю Центральную Европу, хотя большинство собеседников Уэллеса вовсе не воспринимали его соображения

подобным образом, а у Даладье собственные желания, похоже, порождали подобные мысли [488] . А целью Рузвельта при командировании Уэллеса в Европу было вовсе не ведение переговоров, но желание продемонстрировать изоляционистски настроенным американцам преданность президента делу мира.

488

Ted Morgan. FDR: A Biography (Морган Тед. ФДР: биография). N. Y.: Simon & Schuster, 1985. P. 520

Он также хотел застолбить право Америки на участие в переговорах, если действительно кульминацией «странной войны» станет мирное урегулирование. Но нападение Германии через несколько недель на Норвегию положило конец данной миссии.

10 июня 1940 года, когда началось падение Франции перед лицом нацистского вторжения, Рузвельт отказался от формального нейтралитета и выступил с красноречивым заявлением в поддержку Великобритании. В своей энергичной речи, произнесенной в Шарлоттсвилле, штат Вирджиния, он язвительно заклеймил Муссолини, чьи армии в тот день напали на Францию, и провозгласил обязательство Америки оказывать всестороннюю материальную помощь любой из стран, противостоящей германской агрессии. Одновременно объявлялось, что Америка будет крепить свою собственную оборонную мощь:

«Сегодня, десятого июня 1940 года, в этом университете, основанном первым американским великим учителем демократии, мы возносим молитвы и шлем наши наилучшие пожелания тем, кто за морями ведет с огромным мужеством битву за свободу.

Мы, американцы, в полном единстве будем одновременно следовать двумя естественными для нас курсами: предоставим противникам силы материальные ресурсы нации и одновременно подстегнем и ускорим использование этих ресурсов, с тем чтобы мы сами на всем Американском континенте обладали необходимым снаряжением и подготовкой, соответствующей любой задаче чрезвычайного характера и любым потребностям обороны» [489] .

489

Обращение к университету штата Вирджиния от 10 июня 1940 г. // Документы общественного значения. Т. 1940. С. 263-264

Речь Рузвельта в Шарлоттсвилле стала этапной. Перед лицом возможного поражения Великобритании любой американский президент счел бы Королевский военно-морской флот существенно важным фактором безопасности Западного полушария. Но трудно представить, кто из современников Рузвельта, принадлежащих к любой из двух ведущих политических партий, смог бы, прозорливо распознав вызов, решительно, шаг за шагом подвести свой изоляционистски настроенный народ к принятию обязательств сделать все необходимое для победы над нацистской Германией.

Появившаяся вследствие этого надежда на то, что Америка рано или поздно станет союзником Великобритании, была, бесспорно, одним из решающих факторов, обусловивших решение Черчилля продолжать войну в одиночку:

«Мы пойдем до конца... И даже, во что я ни на миг не верю, если этот остров или значительная его часть будут покорены и доведены до изнеможения, наша империя заморями, огражденная и защищенная британским флотом, продолжит борьбу до тех пор, пока Новый Свет, со всей своей силой и мощью, не выступит ради спасения и освобождения Старого» [490] .

490

Речь

Черчилля в палате общин 4 июня 1940 г. // Мартин. Черчилль: очерк жизни. С. 656

Методы Рузвельта были сложными и изощренными: возвышенная постановка целей, хитроумная тактика, конкретное определение задач и не слишком откровенное освещение подоплеки отдельных событий. Многие из действий Рузвельта были на грани конституционности. Ни один из президентов того времени не смог бы, пользуясь методами Рузвельта, надеяться на то, что останется у власти. Но Рузвельт четко представлял себе, что запал прочности Америки почти исчерпан, а победа держав «оси» сведет фактор безопасности государства на нет. И самое главное, он обнаружил, что Гитлер — олицетворенное отрицание всех исторических американских ценностей.

После падения Франции Рузвельт неустанно обращал внимание на наличие непосредственной угрозы американской безопасности. Для Рузвельта война в Атлантике имела такое же значение, какое Ла-Манш и Па-де-Кале имели для британских государственных деятелей. С точки зрения национальных интересов он полагал жизненно важным, чтобы над ним не установил свое господство Гитлер. Так, например, в послании «О положении в стране» от 6 января 1941 года Рузвельт увязывал безопасность Америки с сохранением Королевского военно-морского флота:

«Я не так давно подчеркивал, как быстро современная война может переброситься и на нашу страну, и нам следует ожидать физического нападения, если диктатуры выиграют войну.

Слышится много пустой болтовни на тему нашей защищенности От прямого и непосредственного вторжения из-за океана. Само собой разумеется, пока британский военно-морской флот сохраняет свои силы, такого рода опасности не существует» [491] .

Конечно, раз это так, то Америка была бы обязана предпринять все возможные усилия для предотвращения поражения Великобритании — в крайнем случае, даже сама вступить в войну.

491

Обращение Рузвельта «О положении в стране» 6 января'1941 г. // Жизненно важные речи. Т. VII. № 7 (15 января 1941 года). С. 198

В течение многих месяцев Рузвельт действовал, исходя из вероятности вступления Америки в войну. В сентябре 1940 года он разработал оригинальную схему передачи Великобритании пятидесяти якобы устаревших эсминцев в обмен на право создания американских баз в восьми владениях Великобритании — от Ньюфаундленда до территорий на южноамериканском материке. Позднее Уинстон Черчилль назовет этот поступок «решительно антинейтральным актом»: ибо эсминцы были гораздо важнее для Великобритании, чем базы для Америки. Большинство из них находилось на значительном отдалении от какого-либо возможного театра военных действий, а некоторые даже дублировали уже существующие американские базы. Более чем что бы то ни было, сделка с эсминцами представляла собой прецедент на будущее, причем она базировалась на юридическом совете рузвельтовского назначенца генерального прокурора Фрэнсиса Биддла, которого вряд ли можно было бы назвать объективным сторонним наблюдателем.

Рузвельт не запрашивал ни одобрения Конгресса, ни изменения «законов о нейтралитете» для совершения сделки «эсминцы в обмен на базы». И его никто за это не упрекал, как ни странно это выглядит в свете тогдашних нравов. Этот шаг, предпринятый в самом начале президентской предвыборной кампании, доказывает степень озабоченности Рузвельта возможностью победы нацистов и меру принятой им на себя ответственности за поднятие боевого духа британцев. (К счастью для Великобритании и для дела американского единства, взгляды на международную политику у оппонента Рузвельта, Уэнделла Уилки, отличались от рузвельтовских весьма незначительно.)