Дитя Марса
Шрифт:
Очевидно, Сабрине Йорк тоже приглянулось жилище шотландца – судя по следам, она вошла в калитку, миновала тропку и поднялась в дом.
Опять-таки, если верить следам, добыча внутри не задержалась, соответственно, у Блейка не было ни малейшего повода медлить. Сказать по правде, восхищение, некогда породившее проекцию коттеджа, с недавних пор сменилось непонятным отвращением, однако отвращение по притягательности мало уступает восторгу, поэтому Блейк не только помедлил, но и зашел в дом.
Он отчетливо помнил гостиную: выложенный плиткой пол, огромный камин с решеткой, глубокий проем окна, кухонная утварь на стене; в углу – стул с прямой спинкой, голый деревянный
Внезапно Блейк замер на пороге. Стул больше не пустовал, стол не зиял голой столешницей.
На стуле сидел мужчина, на столе поблескивала бутылка вина. Да и комната в целом утратила нежилой вид: на полу въевшаяся грязь, стены потемнели от копоти, каминная решетка заляпана жиром.
Кем бы ни был таинственный незнакомец, он явно не принадлежал к призракам прошлого – слишком детальное воплощение. По виду ровесник Блейка, примерно одного с ним роста и телосложения, но сильно раздобревший. Огромный живот являл разительный контраст с тонкой талией Блейка. Смутно знакомое лицо опухло – вероятно, от выпитого вина,– мясистые щеки грозили обвиснуть. Под налитыми кровью глазами залегли тени, одежда являла собой причудливую смесь обносков Блейка: тесный потрепанный свитер с буквой «Л» на груди, потертые охотничьи брюки в красную клетку и древние сапоги.
Блейк пересек комнату и понюхал содержимое бутылки. Определенно, его позаимствовали из мнемопроекции марсианского винного погреба. Он поставил бутылку обратно на стол и решительно обратился к незнакомцу:
– Кто ты такой?
Мужчина ухмыльнулся.
– Зови меня Смит. Если скажу настоящее имя, все равно не поверишь.
– Откуда ты взялся в моей голове?
– Думаю, ответ очевиден. С твоей подачи, откуда же еще.
– Да я тебя впервые вижу!– возмутился Блейк.
– Допустим, но мы были знакомы, и довольно близко. – Смит повернулся и снял со стены кружку. – Бери стул, и давай выпьем. Только тебя и ждал.
Блейк растерянно опустился на стул, но кружку отставил.
– Я не пью.
– Точно. Как я мог забыть!– Смит сделал добрый глоток прямо из бутылки. – Семь лет уже прошло, верно?
– Откуда, черт возьми, ты знаешь?
– Кому же еще знать, как не мне?– вздохнул Смит. – Ладно, чего теперь убиваться. Ты материализовал кучу всего в период своей, скажем так, бурной молодости. Хотя,– покачал он головой,– мне грех жаловаться.
Блейка вдруг осенило. Он слыхал о паразитах, населявших области сознания, но до сих пор не сталкивался с ними напрямую.
– Теперь понятно, ты обычный диверсант,– сказал он. – И как я сразу не догадался!
Смит даже оскорбился.
– Обижаешь, друг. Сильно обижаешь. И это благодарность мне за коттедж, заднюю дверь и прочее? Дамочка, что тут была, не в пример сообразительнее.
– Ты с ней встречался?– Блейка передернуло от мысли, что добыча видела, какое мерзкое существо поселилось в его сознании. – Как она выглядит?
– Сам знаешь, как.
– Понятия не имею. Дело нарисовалось внезапно, поэтому я не успел раздобыть ни фото, ни словесный портрет.
Смит окинул его проницательным взглядом.
– Что же она натворила?
– Убила родного отца.
– Вообще не удивлен,– захохотал Смит. – Вписывается идеально. Кстати, как ее зовут?
– Сабрина Йорк – хотя тебя это совершенно не касается.
– Еще как касается, ведь мы с тобой в одной упряжке. Более того, я помогу поймать ее.
Блейк резко вскочил.
–Нет, не поможешь! Немедленно выметайся из моего разума и впредь держись подальше...
Его гневный спич прервал стук в дверь. Смит отворил, и в комнату вихрем влетели
– Презренный!– завопила мисс Стоддарт.
– Расселся тут с этим дьявольским отродьем! — вторила офицер Финч.
– В жутком логове беззакония!– добавила Вера Бархатная-Кожа.
С минуту Смит молча разглядывал разгневанных женщин, потом повернулся к Блейку.
–Разрази меня гром! Какая чуткая у тебя совесть! Эй, вы!– обратился он к преследовательницам. – А ну пошли прочь! Не видите, ему и без вас тошно. Убирайтесь,– он распахнул дверь,– пока я вас не вышвырнул!
Худые лица исказились в испуганной гримасе, но никто из троицы не шелохнулся. Тогда Смит угрожающе двинулся на них. Женщины бросились наутек. Офицер Финч слегка замешкалась, и Смит наподдал ей для скорости старым сапогом. Отчаянный визг потонул в грохоте закрывающейся двери.
Привалившись к створке, Смит захохотал.
– Заткнись!– рявкнул Блейк. – И объясни наконец, кто они такие.
По дряблым щекам пьяницы потекли слезы.
– Тебе ли не знать. Ведь это ты их создал. Тощая рассказывала тебе о младенце Моисее в камышах, здоровячка помогала не сбиться с истинного пути в школьные годы, а симпатяга воплощает первозданную чистоту, царившую у мамы на кухне. Три добродетели – духовная, гражданская и физическая!
– Но для чего я их создал? И почему они гоняются за мной, как свора мстительных гарпий?
– Молодец, сообразил! Только не гарпии, а фурии. Эринии [9] из греческой мифологии. Ты создал их в наказание самому себе. Создал их, потому что по-прежнему отказываешься принять свою сущность. Хоть ты и запер меня за семью замками, тебя по-прежнему терзают муки совести. Фурии преследуют и мучают тебя по твоей воле, ты сам заставляешь их напоминать тебе, какой ты мерзавец! Ты всегда был пуританином в волчьей шкуре. Недоумение Блейка тут же сменилось яростью. Он оттолкнул Смита от двери и распахнул ее.
9
Эринии - в древнегреческой мифологии богини мести и ненависти: Тисифона, Алекто и Мегера.
– Может и так. Может, мы действительно встречались, но когда я вернусь, чтобы духу твоего здесь не было. Уяснил?– Нахмурившись, он замер на пороге. – Хотя нет, сперва ответь на вопрос. Почему дом Бернса? Чем он приглянулся диверсанту вроде тебя?
– Мне всегда импонировал Бобби Бернс,– ухмыльнулся Смит. – Впрочем, как и тебе. Или лучше сказать, нам?
Плотоядно оскалившись, Смит поднял бутылку и стал размахивать ею, словно дубинкой:
Любовь моя еще дитя, Любовь моя еще дитя, Пусть подрастет, пусть расцветет, Приду к ней год-другой спустя. Зачем о ней я не забыл, Зачем о ней я не забыл? Тот, кто ей мил, не полонил, А попросту ее купил [10] .10
Роберт Берне «Любовь моя еще дитя» (пер. В. Федотова).