Дитя Марса
Шрифт:
Знакомьтесь, Элвуд Паркхерст. Его вы тоже встречали, преимущественно в барах. Но прежде, чем окончательно осесть в питейных заведениях, он наверняка попадался вам в авангардных кварталах, где атмосфера насыщена табачным дымом и философией Ридера, Димса, Гента, или в экстравагантных книжных лавках, где на полках теснятся вычурные тома Креснинера, Галпа, Бреддера. Случись вам проходить мимо Метрополитен-Опера, вы бы заметили Паркхерста в толпящихся возле театра людях – вот он, курит одну сигарету за другой в ожидании, когда откроются двери в мир Верди или Вагнера. Странствуя по миру, вы заприметили бы Паркхерста у служебного входа в старый «Либидо» среди многочисленных поклонников пышногрудой Миранды, а после прочли бы об их скоротечном браке, который они заключили на радость всем эротическим изданиям. Однако те времена минули безвозвратно, и теперь
В один прекрасный день Элвуд заглянул к Ланесу, увидел Изольду и моментально узнал ее.
В тот день Паркхерст мучился жестоким похмельем – пил он уже неделю с тех пор, как прилетел на Сириус-21, и прямо из космопорта отправился в ближайший бар. Возможно, вовсе не похмелье обусловило его поступок, но, трезвея, человек испытывает раскаяние, а потому особенно чутко реагирует на символы высшего порядка цивилизации. В Изольде Элвуд узрел силу, необходимую ему здесь и сейчас, а также смысл жизни, способный питать его в дальнейшем. Еще до того, как он услышал громогласный речитатив, которым Изольда разразилась, когда один из посетителей ущипнул ее за филейную часть, Паркхерст твердо решил заполучить поющее совершенство любой ценой.
Денег на выкуп Изольды ему не хватало, зато хватало на перелет до Проциона-16, где царил экономический подъем и рабочих мест было в избытке. Поскольку Вандерзи держал Изольду в сарайчике вместе с бронтом, Элвуду не составило ни малейших трудов похитить ее и тайком доставить на борт трампового судна, следовавшего до Проциона.
Однако в пункте назначения Паркхерста ждал настоящий удар: бесчисленные стада улвано, которых добропорядочные колонисты систематически забивали, дабы радовать состоятельных дам из цивилизованной части галактики улвановыми шубками, а себя – солидными банковскими счетами, коварно мигрировали в неприступные северные пустоши, чем спровоцировали резкий всплеск безработицы. Вакансий не просто уменьшилось, их вообще не стало. А хуже всего то, у Паркхерста не осталось денег даже на обратный билет.
Люди такого склада реагируют на неприятности одинаково, единственным доступным им способом. Паркхерст не прикладывался к рюмке с самого Сириуса-21, но осознав серьезность положения, прямиком направился в «Звезду и путника» – небольшое процветающее заведение неподалеку от космопорта, где жизнь и отношения налаживались благодаря благостному потреблению дешевого джина. Оставшихся у Паркхерста денег хватило на два дня. Часы подарили еще двое суток блаженного забвенья. Запасной гардероб – еще три. Паркхерст утолил физическую жажду, но лишь раззадорил душевную. Не считая последней рубашки, на продажу оставалась единственная вещь, Изольда, и он продал ее – отдал за десятую часть стоимости, так и не услышав исполнения своей любимой арии «Leibestod» [14] , ради которой, собственно, и создавалась певица. Три дня спустя, основательно протрезвев, Паркхерст понял, что натворил – и повесился. Очередным владельцем Изольды стал миссионер по имени Ньюэл, стремившийся обратить в свою веру всех язычников галактики, помочь им увидеть вещи в истинном свете – а именно такими, какими их видел сам Ньюэл, убежденный адепт неохристианства, более известного в народе как ФДРизм. Новое религиозное направление зародилось в двадцатом столетии, после провозглашения Франклина Делано Рузвельта вторым Христом.
14
«Песня любви и смерти» (нем.)
У Ньюэла был собственный корабль «НАВ» – названный так в честь учрежденного Рузвельтом Национального агентства по восстановлению экономики,– с разборной часовней в трюме. Закоренелый холостяк, миссионер скитался по городам и весям, сопровождаемый одиночеством и неприязнью. Изольда понадобилась ему, чтобы составить компанию, а заодно содержать в чистоте корабль, стряпать и чинить носки.
Первой – и последней для Ньюэла – остановкой после Проциона-16 оказалась Идвандана, захудалая провинция на юге Гаммы Волопаса-4. Местное население отличалось кирпично-красным оттенком кожи и невысоким, почти карликовым ростом. Их волосы, благодаря особому клейкому компоненту, всегда стояли дыбом, а единственным источником пропитания служили пвейтлы — похожие на коров существа, чье молоко обитатели Гаммы Волопаса-4 пили, мясо ели, а шкуры пускали на набедренные
Племя, которое решил облагодетельствовать Ньюэл, с самого начала отнеслось к ФДРизму со скепсисом. Заповедь «отнимать у богатых и раздавать бедным» аборигены соблюдали регулярно (подразумевая под «богатыми» врагов, а под «бедными» себя), однако не видели в этом никакой религиозной подоплеки. Систему страхования по старости они считали бессмысленной, а льготы для инвалидов не вызвали у них ни малейшего энтузиазма. Когда обитатель Идванданы достигал пенсионного возраста, его запекали на костре, чтобы съесть. Если в результате болезни или несчастного случая кто-то из соплеменников превращался в обузу, его также запекали на костре. Так всегда было, есть и будет. В здешних краях чтили единственного бога – Бруггиля, великана, поселившегося в огненной горе. Иногда Бруггиль гневался, и его огненное дыхание вырывалось наружу.
Будь преподобный Ньюэл разумным человеком, он бы незамедлительно упаковал свою часовню и поспешил унести ноги. С другой стороны, разумный человек не пытался бы навязывать свои религиозные взгляды дикарям, не брезговавшим каннибализмом.
Стрелу он заметил, лишь когда та вонзилась ему в грудь – впрочем, заметил на короткое мгновение. Преподобный рухнул – надо сказать, весьма цивилизованно – на ступени часовни, которую любил так, как иные мужчины любят женщин или вино. На этом цивилизованная часть закончилась: выскочив из близлежащего леса, идванданианцы споро освежевали добычу, после чего рванули по трапу в поисках особи, негласно принятой за подругу миссионера. Изольда хлопотала на кухне, готовила завтрак, поэтому предводителю воинов не составило ни малейшего труда бесшумно подкрасться к ней со спины и вонзить нож между лопаток. Нож был отменный – длинный, острый, гордость торговца трепангами, снабжавшего местных всякой всячиной,– он прошел через все тело и вышел меж синтетических округлостей. Воин ликовал до тех пор, пока Изольда не обернулась и не двинулась на него, вынудив посрамленного противника спасаться бегством.
Вернулся он с подкреплением и вождем племени Сконсдоггугилем. Мужчины вступили в длительную дискуссию; под конец несостоявшийся убийца приблизился к Изольде и вытащил нож. Острие не причинило ей никого вреда, не задев даже микроскопические сильфоны, благодаря которым грудь равномерно вздымалась и опускалась, имитируя ритмичное дыхание. Вдобавок, кожа Изольды обладала способностью к регенерации, поэтому оставленные ножом раны моментально затянулись. Разглядеть это дополнительное чудо мешал корсаж клетчатого платья, купленного Ньюэлом, однако вождь и без того увидел достаточно: несомненно, перед ними была Невеста Бруггиля, ниспосланная с огненной горы, дабы испытать стойкость своих чад.
В глухой чаще для богини воздвигли храм: туземцы до седьмого пота добывали камень и тащили его сквозь заросли к строительной площадке. Изольда наблюдала (или делала вид, что наблюдает) за процессом и периодически разражалась арией или речитативом. Дикари воспринимали ее рулады как призыв поторапливаться, в результате работа завершилась в рекордные сроки. После продолжительной церемонии, инициированной Сконсдоггугилем, Изольду препроводили внутрь, усадили на грубо вытесанный трон, а снаружи приставили почетный караул. К тому моменту даже самые закоренелые циники признали божественную сущность Изольды. Разве она не презрела мирские потребности в воде и пище? Разве кто-то видел ее спящей? Поистине, такое лишь под силу Невесте Бруггиля! И горе идванданианцу, если тот, забив пвейтла, не припадет к ее ногам, и горе идванданианке, если та не почтит своим присутствием праздник плодородия, устраиваемый каждую ночь во дворе.
Изольда царила в храме пять земных лет и продолжала бы царить, пока бы не сели аккумуляторы, не умолкли записи, а крохотный моторчик сердца не перестал вертеться. Словом, все было бы хорошо, не приземлись на «Малаите» вербовщик Джоз Свенсон, которому была нужна солидная партия идванданианцев. Тогда царствование Изольды резко закончилось.
Джоз Свенсон был полной противоположностью преподобному Ньюэлу; на жизнь он зарабатывал продажей, а не спасением душ, и свое дело знал туго. Не прошло и недели, как трюм его корабля до отказа заполнился «красноголовыми». В принципе, час спустя вербовщик мог спокойно улетать восвояси, и улетел бы, не случись ему во время очередного набега увидеть грубо вытесанный храм.