Дитя погоды
Шрифт:
— Вы это серьёзно? Вы же полицейский...
— Ну да, небылица — и только, — рассмеялся детектив в ответ.
Он дотронулся до колонны и что-то на ней рассматривал. На этой колонне...
— Вот только мальчик-то сейчас пускает под откос свою жизнь...
Детектив сел на корточки и, прищурившись, уставился на колонну:
— Скажу честно, я ему даже завидую. Это же надо: есть в жизни человек, ради встречи с которым он готов на всё.
На этой колонне отмечали рост Моки в то время, когда она здесь жила, — вплоть до трёхлетнего возраста. Отмечала Аска, и цифры, а также воспоминания о том, как
— Ну, мне этого не понять... — рассеянно ответил я детективу.
Значит, у Ходаки есть такой человек. Человек, ради встречи с которым он готов на всё. А у меня? Есть ли у меня человек, ради встречи с которым я пожертвовал бы всем на свете? Такой, что я желал бы встречи с ним, даже если бы весь мир смеялся надо мною и твердил мне, что я не прав?
— Простите, вы... — пробормотал детектив.
Когда-то и у меня был такой человек. Аска. Если бы... На что бы я пошёл ради того, чтобы ещё раз с тобой увидеться? Я бы тоже...
— Вы в порядке? — спросил детектив, поднявшись на ноги.
Почему-то он удивлённо смотрел на меня.
— Что? В смысле?
— Просто вы плачете.
И тогда я наконец заметил, что по щекам у меня текут слёзы.
Окна безлюдных неподвижных поездов проносились мимо нас, ослепляя солнечным светом, отражавшимся от стёкол. Сирены невидимых патрульных машин вновь завыли через некоторое время. В летний день под шлемом я умирала от жары. Жар исходил и от тела Ходаки, прижимавшегося к моей спине. Но голова была ясная, будто её обдувал равнинный ветер. Я посадила на мопед мальчика, сбежавшего от полиции, мы устроили глупую гонку с патрульными машинами и мчались к заброшенному зданию. Чтобы спасти Хину, мы нарушали закон (а то, что мы творили, не назовёшь иначе как преступлением), при этом зацепка у нас была всего одна — какой-то сон. Смех, да и только. Однако...
Я чувствовала небывалую лёгкость, словно сбросила с себя промокшую насквозь одежду. Ни поиски работы, ни закон не имели к этому никакого отношения. Я знала, что поступаю правильно. Несомненно, сейчас я стояла на стороне справедливости, плечом к плечу с протагонистом истории. Подумать только, сколько лет я не испытывала такого чувства.
— Нацуми, смотрите! — воскликнул за спиной Ходака.
Я вздрогнула: пологий спуск, по которому мы катились, заканчивался огромной лужей размером с настоящий пруд. Я огляделась по сторонам. Дорога вдоль железнодорожной платформы была с односторонним движением. Лужа тянулась метров на десять, затем снова начиналась дорога. Сирены выли всё ближе. Мы должны пробиться. Деваться некуда.
— Держись! — крикнула я, а Ходака изумлённо воскликнул:
— Что?!
И тогда я нажала на газ.
Вода приближалась. Оказавшись у самого края пруда, я слегка крутанула ручку мопеда, и сопротивление дорожной поверхности резко пропало.
— А-а-а!
Мопед легко заскользил по воде, будто в насмешку над кричащим от страха Ходакой. Брызги взметнулись в стороны. Мне вдруг показалось, что где-то рядом с нами есть камера, а все люди, кроме нас двоих, —
И тут колёса забуксовали под толщей воды. Всё ещё скользя по воде, мопед поднимал пузыри и тонул.
— Всё! — резко сказала я Ходаке, имея в виду, что моя роль сыграна.
На самом деле я знала, что так будет, ещё до того, как решила переплыть на мопеде эту лужу... И всё же...
— Ходака, иди!
— Да!
Ходака встал на заднее сиденье мопеда, как на подножку, и ухватился руками за крышу утопленного в воде грузовика.
Он оттолкнулся ногой от мопеда и взобрался на крышу кабины. Мопед полностью скрылся под водой, и я слезла с него, оказавшись в луже по пояс.
Не мешкая ни секунды, Ходака взобрался на заграждение из проволоки.
— Спасибо, Нацуми! — сказал он, оглянувшись всего лишь на мгновение, затем спрыгнул на пути и помчался прочь.
Я сделала глубокий вдох и закричала что есть мочи:
— Беги, Ходака!
Он больше не оборачивался, только убегал всё дальше. Я улыбалась, а сирены патрульных машин завывали уже совсем рядом.
«Всё, мальчик. Для меня всё кончилось», — повторила я мысленно.
Кончились моё детство, юность и отсрочка от жизни.
Мальчик, я ещё повзрослею. Стану таким взрослым человеком, что Хина будет мною неудержимо восхищаться и считать примером для подражания. Я буду супервзрослой — не чета Кею. Такой взрослой мир ещё не знает.
Я смотрела в спину удалявшемуся подростку — самому олицетворению юности, и на душе было удивительно ясно. Я от всего сердца пожелала, чтобы ребята вернулись домой целыми и невредимыми.
Глава 10. На что способна любовь
По железной дороге не ходили поезда, людей вокруг я тоже не видел, так что место напомнило мне ржаво-коричневую дюну.
Четыре пары рельс прямыми линиями тянулись по широкой пологой насыпи, зажатой между городскими зданиями; далеко впереди силуэты небоскрёбов Синдзюку вырисовывались в зыбком летнем воздухе, будто пейзаж из совершенно другого мира.
Я бежал что было сил. На небо и огромные кучевые облака, подпиравшие его, будто колонны, я смотрел как на фальшивку.
Хина. Хина, Хина, Хина.
Я с ненавистью глядел на ясную высь.
Хина, где ты сейчас?
«Смотри... — Тогда ты улыбнулась с торжествующим предвкушением. — Сейчас станет ясно».
Тогда под сверкающими на солнце каплями дождя ты что-то мне подарила.
«Бери, только никому ни слова».
Я помню невероятно вкусный гамбургер в ту ночь, помню кулинарный экспромт — чипхан.
«Так ты младше! Мне в следующем месяце будет уже восемнадцать».
Ты постоянно опекала меня, как старшая сестра, а я охотно на тебя полагался.