Дитя заката
Шрифт:
Мой рассказ, судя по всему, не произвел на мать впечатления.
– Да, конечно, Рэндольф есть Рэндольф, – сказала она, как будто знала обо всем, что я расскажу, заранее.
– Но не кажется ли тебе, что он уж слишком не в себе, что он уже перешел грань безумия.
– Ах, Дон, это скоро пройдет, таким образом он переживает смерть любимой мамы. Сегодня я бы предпочла заботиться о собственном здоровье.
– Да, – заметила я, – выглядишь ты не очень.
– Я устала. Слишком устала.
Она направилась в свою в комнату, а я в свою. Там я нашла миссис Бостон, которая убаюкивала Кристи и пела колыбельную. Я не могла
– Дон, я как раз укладываю малышку спать.
– Большое спасибо, миссис Бостон, я знаю, у вас и так много работы.
– Что вы, какая же это работа? – с этими словами она уложила Кристи в кровать. – А гость вашей мамы уже ушел?
– Да, буквально две минуты назад, – ответила я, уловив нечто странное в ее голосе. – Вы с ним знакомы?
– Все знают мистера Алькота, когда-то он был очень частым посетителем отеля.
– Да что вы говорите!
– У вашей мамы было много поклонников, он был единственным, кто продолжал к ней приходить после свадьбы с Рэндольфом.
– А как же сам он, не женился? – Я вспомнила, что не видела у него на руке обручального кольца.
– О нет, он по-прежнему остается одним из самых старых холостяков на побережье.
– Почему он не женат, он такой привлекательный мужчина? Вы, наверное, знаете?
– Вы же слышали, мисс, что люди болтают.
– Что же они болтают?
– Что ваша мать настолько запала ему в душу, что никого лучше он не нашел. Ой, меня действительно ждет работа, – вдруг резко встрепенулась она.
– Миссис Бостон, – окликнула я ее, когда она уже выходила из комнаты. – Когда мистер Алькот перестал быть частым посетителем отеля?
– Сразу же после вашего рождения и исчезновения, – она произнесла эту фразу так, что по коже у меня поползли мурашки от желания снять покров с этой тайны, – но это не значит, что они перестали встречаться. Не втягивайте меня в бесполезные разговоры и больше ни о чем не спрашивайте.
Она ушла, оставив меня наедине с уймой вопросов.
Кристи росла не по дням, а по часам. Какое удовольствие доставляло мне наблюдать, как быстро и красиво формируются черты ее лица и нежный, спокойный характер. Она плакала лишь тогда, когда нужно было менять пеленки или кормить ее. Она совершенно не требовала внимания, ей было достаточно своего собственного общества, а когда я спускалась с ней вниз, весь персонал гостиницы собирался полюбоваться и поиграть с ней. Кристи улыбалась и размахивала ручонками. Все, что находилось в ее поле зрения, вызывало живейший интерес, она могла часами вертеть одну игрушку, постигая суть, всему она находила применение, и когда что-то получалось, на ее личике был неописуемый восторг.
Кристи была для меня солнышком в самую ненастную погоду. Когда я брала ее на руки, она хватала меня за нос, за щеки, издавая смешные возгласы. Если я улыбалась, она тоже корчила рожицы, если была серьезной и просила не делать этого, она внимательно слушала. Я играла с ней в «пикабо», натягивала на голову одеяло, изображая свирепого зверя, но, конечно, она видела, кто скрывается под одеялом, и громко смеялась. В девять месяцев ее волосы были длинны настолько, что их можно было укладывать в прическу, черты были уже очень женственны, она была прекрасна. Маленькая леди, с достоинством сидящая в своей кроватке, очень любила мыться и расчесывать волосы, конечно когда это делала за нее мама. Какое восхищение она
Когда миссис Бостон или я пели ей песни, она внимательно слушала, должно быть, она знала их наизусть и каждый раз как будто ждала повторения знакомого куплета. Любые звуки, будь то радио, наше пение, магнитофон, игрушки с мелодиями, доставляли ей удовольствие. Все уже знали о ее тяге к музыке. На первый день рождения ей подарили книжку с цветными картинками, которая, когда перелистывали страницы, играла дивные мелодии, игрушки с музыкой, магнитофон и детское пианино. Подарки она приняла с восторгом, быстро освоившись со всем этим богатством, она играла, напевая простые мелодии.
Я пыталась, следуя примеру Кристи, заниматься самообразованием, не отрываясь от своих обычных дел, но приближалась весна, и гостиничный бизнес требовал все больше времени и знаний. Я поняла, что мне не управиться со всем, чем владею. Я нуждалась в помощи.
Год назад, когда я появилась в гостинице, темнокожая девушка Сисси была уволена бабушкой Катлер из-за того, что помогла мне найти миссис Дальтон – женщину, причастную к тайне моего рождения. Теперь она нуждалась в работе. Миссис Бостон знала Сисси и ее семью и помогла мне разыскать ее.
Когда Сисси узнала, какие события произошли в отеле за последнее время, ее удивлению не было предела, сама она совершенно не изменилась с тех пор.
Она рассказала, что миссис Дальтон уехала.
– Миссис Дальтон была сильно больна, когда я видела ее в последний раз, – она покачала головой.
– Сисси, мне очень жаль, что моя бабушка из-за меня лишила тебя работы, мне кажется, вы с матерью тяжело пережили этот период.
– Да нет, все как-то обошлось. Я поступила на работу в гастроном и встретила там Кларенса Патта, мы с ним теперь помолвлены, и как только наберется достаточное количество денег на свадьбу, сразу же ее и сыграем. Да, я согласна ухаживать за Кристи.
Кристи приняла ее очень душевно, а Сисси оказалась очень нежной, аккуратной и воспитанной женщиной. Она искренне радовалась каждому успеху моей дочери. Когда Кристи сделала первый шаг, она вбежала в мой кабинет, чтобы сообщить мне об этом, в одиннадцать месяцев Кристи начала произносить свое имя, и это вызывало у Сисси удивление и радость.
Кристи была одаренной девочкой, она опережала в развитии своих сверстников. В тринадцать месяцев она произнесла слово «мама», я стала учить ее новым словам. Кристи научилась скоро говорить слово «папа». Я была уверена, что когда у Джимми будет следующий отпуск, он приедет и порадуется. Джимми звонил каждую неделю. Мои письма были похожи на дневники, сначала я описывала успехи Кристи, а потом свои, должно быть, я надоела ему подробностями своей работы – счетами, бухгалтерией, мистером Дорфманом, но он не жаловался.
– Мне все завидуют, что я получаю столько писем, ребята месяцами не получают почту, – говорил он по телефону.
Много раз он пытался отпроситься в отпуск, но что-то ему мешало. Все же его ненадолго отпустили.
До последнего прощального момента он не говорил, что его взяли наемником в Панаму.
– Дело в том, что здесь я могу получить увольнение на шесть недель раньше срока, – объяснял он, целуя мои дрожащие губы, – мы поженимся на шесть недель раньше, разве ты не рада?
– Я рада, Джимми, но мне страшно, что ты будешь опять так далеко.