Диверсанты (сборник)
Шрифт:
– Виктор Шмелев, Советский Союз! Скажу тебе одну фразу, моя мать ее автор: «Побитый матерью – что дважды поцелован!» Она ведь сама больше переживает, что взрослой девке дала пощечину. Ты на каком курсе?
– Хочешь высчитать, сколько мне лет? Я старуха, мне уже двадцать. На Востоке таких и замуж не берут, перезрела.
Они вошли в полупустое кафе и уселись у окна. Парень-официант оценивающе поглядел на эту пару и лениво пошел к ним.
– Дай нам чего-нибудь поесть, – бросил Виктор уверенно, так, словно
Парень пожал плечами и отошел. Вера догнала его и что-то тихо сказала. Официант снова окинул взглядом Виктора и юркнул на кухню.
– Ты что ему сообщила? Что я Герой Советского Союза?
– Я сказала, что надо уважать знаменитых актеров и так равнодушно не относиться. Когда ходишь в кино, то он тебе доставляет удовольствие, а ты ему живому не хочешь.
– А сама протестуешь против социальной несправедливости.
– Я есть хочу. А Наполеон говорил, что все надо начинать с желудка. Может, он и не так говорил, но мысль верная.
Официант принес две отбивные с луком и, подмигнув Вере, спросил:
– Такое мясо требует сухого вина, например «Цинандали», не правда ли, хозяйка?
– Ух ты, какой гурман! – восхитилась она. – Тут же безалкогольное кафе.
– Для кого безалкогольное, а для таких гостей имеем, – он исчез и тут же вернулся, прикрыв бутылку белой салфеткой.
Пока они ели и пили вино, молчали. Виктор изподтишка наблюдал за ней, видел, с какой жадностью она ест, и подумал: «Видать, мороженое не особенно ее кормит, но характер выдерживает».
– Ты ничего мне не ответила по поводу афоризма моей матери.
Вера улыбнулась, показав ряд белых зубов, облизала губы и сказала: – Если бы она меня за что-то, за провинность… А то за мнение, за критику. У меня сестренка есть, я ее очень люблю. Она каждый день приходит ко мне есть мороженое. Говорит, мама плачет, – девушка опустила глаза к тарелке и склонила голову.
– Ты, оказывается, садистка! – заключил Виктор. – А я хотел на тебе жениться.
– Отстань ты со своей женитьбой! – озлилась она. – Расскажи, зачем ты приехал в Киев, если это не составляет государственную тайну, – быстро переменила она тему и посмотрела на Виктора.
Шмелев коротко рассказал ей о редакционном задании, но особо остановился на личном интересе в Киеве.
– Приеду еще раз и покопаюсь основательно, потом поеду в Чехословакию.
– Хочешь, я тебе помогу? Пока ты будешь заниматься психологическим портретом милиционера, я поищу для тебя информацию. Мне это интересно, я же на историческом.
– Приму от тебя помощь, но на условиях капитуляции.
– Какой еще капитуляции? – удивилась она. – Ах, да, «побитый матерью…» Я подумаю!
Самолет приземлился в Адлере, прорвавшись сквозь нависшие со всех сторон дождевые тучи. Гроза подступала к аэродрому темной мрачной
– Пойдем в буфет, там пересидим непогоду, – предложил капитан, и они двинулись туда, где виднелась неоновая вывеска. «Что-то мне даст Сочи? – тревожно думал Рыбалко, усаживаясь за столик. – Если по правде сказать, то в основе всего – лишь надежда. А если это иностранец? Ерунда, на кой черт ему нужен этот подонок? Тем более стрелять в него. Иностранец отпадает. Шкет выехал искать иконы, но на юге иконы не ищут, это точно. А он все же поехал сюда. Зачем? Мог поехать вместе с убийцей. Ну зачем же убивать Шкета? Его можно было прогнать к чертям собачьим!» – рассердился мысленно капитан, не найдя ответа на свои вопросы.
– Пиво теплое, но сосиски горячие, – подошел к столу Шмелев и поставил на стол четыре бутылки пива. Затем он вернулся к стойке и принес две тарелки с сосисками.
– Виктор Валентинович, тебе действительно необходимо со мной таскаться? – спросил капитан, намазывая горчицей сосиску.
– Во-первых, и сразу же во-вторых, я занимаюсь не информацией, которую могу получить за час и за час ее обработать. Мое дело – психология, характеры людей, мотивы их поступков. Вот я, например, до сих пор не знаю, что привело вас в милицию, в уголовный розыск.
– Для этого не надо было ехать со мной в Сочи. Я бы тебе все это рассказал и в Киеве. Так что, Виктор Валентинович…
– Вам трудно меня понять. И чего это вы меня по имени отчеству? Я хочу наблюдать и слушать вас, – он откусил сразу половину сосиски и внимательно посмотрел на капитана. – Доктор Ватсон ждет, – проговорил он с набитым ртом.
– Ничего не выйдет, мистер Ватсон, нечего рассказывать, пустота. Южная пыль в остатках одежды, а бутылка и окурок могут быть ни при чем. Так что особенно не надейтесь. Хотя наука не ошибается.
– Я, конечно, здорово сомневаюсь, что Шкета убил иностранец, – сказал Шмелев. – Его прошлое не вяжется с таким ходом вещей.
– Я тоже сомневаюсь. До убийства Шкет сидел год за фарцовку – так, всякая мелочовка. Даже барахло перекупал, а сам не входил в контакт с иностранцами. Да лишних полгода отсидел за свою дурость. Давай, Витя, закругляться. Дождь уже перестал, солнце вот-вот появится.
Они вышли из здания и вдыхали воздух, наполненный сладковатым запахом цветов и трав. Птицы спешили наверстать разговорами упущенное в дождь время. Автобус подошел к стоянке и высадил группу пассажиров.