Диверсия Мухи
Шрифт:
Размышляя, она вертела в руках толовую шашку и прочла на упаковке строчку мелким шрифтом, на которую не обратила внимания раньше: «П/я 18492 1946г».
– Старье какое, – удивилась Маша. Иерофанушка сказал:
Ну и что? Вот у нас в Белоруссии бомб, снарядов по лесам не считано. С войны ржавеют. Так мужики до сих пор глушат ими рыбу. А эти шашечки лежали в сухости, при ровной температуре, без доступа воздуха, что тоже важно.
Это где же? – поинтересовалась Маша, думая, что Иерофанушка не ответит. А он возьми да скажи:
А
Блямс! Маша еще не освоилась с мыслью, что живет в заминированном доме, как вдруг Иеро-фанушка предложил тоном доброго дядюшки в игрушечном магазине («Тебе куклу, мебель или то и другое?»):
А хочешь посмотреть на КНОПКУ?
Его раздувало от гордости. Личико с вечно поджатой нижней губой разгладилось, глазки засияли…
А что, есть кнопка? – подстраиваясь под него, шепотом удивилась Маша.
Иерофанушка расплылся в улыбке:
Есть! Они отключили пульт и думали, что никто не докопается. А я пошел в овраг на помойку… – Рассказывая, Иерофанушка стал одеваться. По своему обыкновению он щеголял перед Машей в мятых трусах, но, видимо, счел неуместным появляться в нижнем белье перед пультом, который может поднять на воздух всю базу. – Мне кабель был нужен. Ну, я порылся в мусоре и нашел. А на конце кабеля пультик с интересными надписями. Несу его к себе и вспоминаю, что такой же кабель торчал из стены…
Ох, как Маше нужно было добраться до кнопки! Это не пистолетик с тремя патронами. Она сразу стала бы хозяйкой положения. Теперь главное было не спугнуть подозрительного Иерофанушку, и Маша начала обработку. Шорох ресниц, восторженные взгляды, строго дозированная глупость в вопросах, потому что с законченными дурами мужчины скучают, а умных боятся.
И Белый Брат распустил хвост. Довольно хихикая, он рассказал, как по всей базе тайно искал и сращивал обрубленные кабели. Какое разочарование пережил, поняв, что в подземных лабиринтах спрятан центр, из которого только и можно послать команду на взрыв. И как, измерив рулеткой километры коридоров, он вычислил этот центр. Пришел, тюкнул стену ломом, и замурованная дверь показалась из-под штукатурки… Это была бы история подвига, достойного высших наград, если бы только ее герой искал возможность спасти, а не угробить людей.
Подогретый Машиными восторгами, «друг и учитель» довел ее до комнатки с пультом. Ничем не отличавшаяся от других железная дверь была снабжена здоровенным гаражным замком, что в стенах братства означало высшую степень секретности. Все-таки наивные они здесь. Хотя, когда живешь на бывшей военной базе под охраной пираний, бояться чужих не надо, а свои все проверенные. Вот и расслабились.
Хитро поглядывая на ученицу, Иерофанушка отпер дверь и еще ключ показал: вот он какой большой и надежный. (Большой, значит, глаза ломать не придется, оценила про себя Маша.)
Смотри! – он с торжественным видом распахнул дверь и щелкнул черным выключателем. –
Яйцо в утке, – автоматически поправила Маша, перешагивая через порог.
Комнатка оказалась самая обычная, без мониторов слежения и прочих наворотов, как на чердаке. При военных ее охранял не гаражный замок. По соседству были смертельно опасные для врагов боевые пловцы, и у каждой двери, ведущей сюда, к сердцу базы, конечно, стояли часовые. Вот уж точно смерть в яйце и так далее.
Иерофанушка, судя по всему, нарочно сохранил все как было: покрытый зеленым сукном письменный стол с легендарным пультом и подстаканником без стакана, в углу сложенная раскладушка, на стене уже знакомое Маше высказывание Ленина о том, чего стоит революция, а рядом портрет лысого с родимым пятном на лбу. Лысый был в штатском.
Это кто, – спросила Маша, – диверсант или разведчик?
«Друг и учитель» выпучил глаза:
Ну, ты даешь!… – Справился с удивлением и объяснил: – В известной степени он бесспорно диверсант. А если разведчик, то не наш. Горбачев Михал Сергеич!
Сейчас вспомнила. Мы его еще не проходили, – сказала Маша и направилась к пульту.
Это была самоделка в сколоченном из фанеры корпусе. Два тумблера, одна кнопка, накрытая для безопасности прозрачной крышечкой от игольницы или чего-то в этом роде. Сбоку внушительная рукоять для двух рук, как у автомобильного насоса.
Подрывная машинка, если ток отключится, – объяснил Иерофанушка, положив ладонь на рукоять. – Нажмешь – и сразу на небе, почувствовать ничего не успеешь.
Надписанные от руки наклейки из пожелтевшей бумаги объясняли назначение тумблеров: «Всем капец», «Капец через 0,5 ч.», «Капец через 1ч.», «Плохаяшутка».
Маша фыркнула.
Армейский юмор, – пожал плечами «друг и учитель». – Представляешь, дежурил здесь человек. День за днем, год за годом. И ничего не происходило. При этом он знал, что над ним тридцать метров скалы, в бухте ракетные катера и еще в казематах десяток ракетных установок. Само собой, ему не верилось, что придется взрывать свою базу.
А зачем он тогда дежурил?
Так, милая моя, атомной войны потому и не случилось, что по всему миру кто-то дежурит на таких базах.
Как же они ушли отсюда и оставили взрывчатку? – спросила Маша.
Иерофанушка развел руками, мол, спроси чего попроще.
У меня два предположения: разгильдяйство и взяточничество. Тебе какое рассказать?
Про взяточничество, – попросила Маша, – про разгильдяйство и так понятно.
А про взяточничество еще понятнее. Тол этот закладывали еще во время строительства. Я в одном месте сломал стену, достал килограммов сто, но провода идут ниже, под фундамент. Вынуть весь тол нельзя, можно только взорвать. Я так думаю, брат казначей и купил эту базу как взорванную, типа камень добывать для строительных работ, а сам дал взятку, чтобы не взрывали.