Диверсия в монастыре, aka Монастырский источник

Калько Анастасия Александровна

– Я пошёл в медпункт, и там мне промыли палец.

– Но свидетели говорят, что, вернувшись после отлучки, вы не сразу пошли в медпункт, а сели покурить на скамейке у фонтана.

– Да. Мне нужно было успокоить нервы после разговора с женой.

На просьбу показать травмированный палец социолог положил левую руку на стол. Указательный палец действительно был заклеен широким бежевым пластырем почти по всей длине. На светлой поверхности кое-где просочились капельки крови. Видно, порез был глубоким.

В ожидании заключения из лаборатории Янина отпустили под подписку о невыезде.

– А теперь проверим Гершвина и Лапина, - взялся за телефон следователь.

*

Вернувшись из мэрии, Ника встретила во дворе гостиницы угрюмую Тасю, курящую на скамейке.

– Хоть к группе прибивайся, - сказала подруга, - решила сходить к Мещерскому и Грэю, тут на соседней улице, а не с кем. Олька со своим Дэном в органный зал усвистела. Прикинь, сегодня там аншлаг, и на неделю вперёд билетов нет, но он достал

каким-то чудом две контрамарки. А Диму вызвал следователь. А я не люблю ходить одна по музеям.

– Тогда я составлю тебе компанию, - сказала Вероника.
– В синеозерских домах Мещерского и Грэя я ещё не была.

Они купили билеты в вестибюле отеля и, увидев, что ближайшая экскурсия по дому-музею Константина Мещерского начинается уже через пятнадцать минут, поспешили на улицу.

– Прикинь, Димку срочно вызвали, чуть ли не под конвоем грозились привести, если замешкается, - на ходу рассказывала Тася.
– Это что же такое получается? Они его, что ли, подозревают? Да скорее можно было меня заподозрить - все видели, как я этого, ну, Ольминского приложила.

– Я думаю, они будут опрашивать всех нас, - успокоила подругу Ника, - у тебя, кстати, включён телефон? Нам тоже могут позвонить в любой момент.

– Мне бы не хотелось, чтобы это оказался Дима, - призналась Тася, огибая краеведческий музей.
– Ты знаешь... По-моему, он мне нравится. И я не прочь продолжить знакомство в Питере... Если он тоже захочет.

После развода Тасе не везло в личной жизни - ещё и из-за ее крутого нрава и профессии, которая наложила отпечаток на ее поведение. Если у неё и завязывались отношения с мужчинами, то очень скоро рушились. И Ника давно уже не слышала от подруги о том, что ей кто-то по-настоящему понравился.

– Хотя, конечно этот Ольминский, - скривилась Тася, - грешно сейчас так говорить, но мне его ни вот настолечки не жалко. Вот его жён я жалела, и Елену, и Агнешку. А его - нет. А ты?

"А мне ещё жалко Витину сестру и ее отца, - подумала Ника, - и я понимаю Тасю. Мне тоже очень не хочется, чтобы убийцей оказался кто-то из наших друзей. А если бы вышло так, что бы я делала? Как бы поступила: по закону сообщила бы следователю о преступнике? Или прикрыла бы друга?"

Они вошли в увитую диким виноградом калитку и оказались в самом обычном дворе одноэтажного дома - белёного, с коричневой крышей и резными ставнями. На стене у крыльца был укреплён корабельный штурвал. Во дворе - клумбы, грядки, беседка, крытый навесом стол и качели, тоже под козырьком. Все они были отгорожены канатиками - значит, это была личная мебель писателя.

Ника впервые была в доме Мещерского, книги которого очень любили родители. А они с сестрой в детстве зачитывались сказками Мещерского и даже ставили его пьесу о волшебном колечке в школьном театре...

В домике полностью сохранилась обстановка тех лет, как будто хозяева всего лишь ненадолго отлучились. Даже в камине аккуратной горкой сложены дрова, а на столе - стопка бумаги и чернильный прибор. У кровати на столике лежит книга с закладкой посередине. "Как скромно жил великий человек, - думала Ника, обходя небольшой, но опрятный и уютный домик, - а ведь им зачитывались даже за рубежом и до сих пор есть поклонники, целые сообщества. А сейчас на первом месте не столько талант, сколько умение перещеголять других, у кого понты круче. Вот бы им получиться у Мещерского: он не гнался за статусными аксессуарами, брендовой одеждой, не работал скандалмейкером, не материл и не бил обслуживающий персонал в ресторанах или гостиницах, не покупал своим собачкам ошейники с бриллиантами и импортные деликатесы по безумной цене, а след в мировой культуре оставил, да какой! А долго ли будут помнить многих теперешних фанфаронов, которые ради пиара и лайков из штанов выскакивают? И много ли чести, если запомнят не достижения человека, а только стоимость его костюмов, скандалы и шлейку для любимой собаки стоимостью в чью-то годовую зарплату?"

Потом ее мысли вернулись к убийству на турбазе и к друзьям. "Наум уже не одну сотню людей спас от ложных обвинений и тюремного заключения по ошибке или подставе. И ещё многих спасёт. Да, на него тоже можно косо посмотреть: живёт на широкую ногу, хвастает. Но я знаю и то, как он ночами не спит, готовя материалы защиты; как рискует жизнью в поисках доказательств невиновности клиента, как ездит в самые глухие места - в тундру, на таёжные заимки, на сибирские рудники... Как он отстаивает права заключённых, с боем отвоёвывает для них свидание с семьёй, перевод в больницу, весточки с воли - пробивает даже самых задубелых бюрократов. Наум душой болеет за каждого клиента, горит на работе. И что с того, если на досуге он норовит пофорсить своим достатком? Чего ему стесняться? Не украл ведь. Кому завидно - пусть сами так же зарабатывают... Или Витя. Да, знаю, есть люди, которые и на него глядя губы поджимают: молодой да ранний, из грязи в князи, дворец на Купеческой, ручные манулы в саду. Но Витя очень много денег и труда вкладывает в Краснопехотское - церковь возле парка отстроена на его деньги, кризисный центр в "Рассвете" - тоже; там же достраивают новое здание под музыкальную школу - все Витя. И не с помпой под видеокамерами, не ради пиара, а зачастую - без всякой огласки, чуть ли не инкогнито - как в прошлом году он

нанял Наума для защиты Кротовых в суде. А как он тогда же встал на защиту малого бизнеса, когда Ионов и Астафьев начали давить, закрывать и сносить все подряд, убирая конкурентов своего будущего мегамолла! И бэби-боксы в их области поставил тоже Витя. И везде бы их столько - чтобы ненужных младенцев не выбрасывали на помойку, не закапывали живьём в лесу или не совали в морозилку; чтобы у детей был шанс на жизнь и усыновление. Может, в приёмной семье они будут не лишней обузой, а долгожданными и любимыми. А Тася? Добрейшей души человек, даже на своей работе не утратила человеческих качеств. Иногда она получает за это нагоняй от начальства, но может и записочку потихоньку передать, и лишний пакетик карамелек или тёплые носки пропустить, и насчёт свидания похлопотать не ради корысти, от "борзого щенка" она всегда отказывается, а потому, что искренне сочувствует некоторым из своих подопечных и их родным. А на другой чаше весов - Ольминский. Пользы обществу принёс ноль. Похотливых мужиков, которым он поставлял девушек для утех, я не считаю. Зато горя от него было - не счесть. И девушки, которыми он торговал. И обе его жены, которые из-за него отправились в зону. И застрелившийся Ольбрехт - ценители классической оперы до сих пор его оплакивают. И в Синеозерске он хотел заняться все тем же "бизнесом". И допустить, чтобы из-за него посадили человека, от которого ничего, кроме добра и пользы? Было бы это правильно? Неравноценные чаши весов. Возможно, с юридической точки зрения я мыслю недопустимо. Напиши я статью в таком духе, главный бы меня от Летнего сада до Гутуевского острова поганой метлой прогнал бы. А с человеческой точки зрения права ли я? Если бы виноватыми оказались Витя, Тася или Наум, которые ещё много пользы могут принести обществу и которые так добры и отзывчивы? Неужели правильно было бы лишить их этой возможности из-за этого сутенёра, лжесвидетеля, брачного афериста и мошенника? Нет... Сложно сразу дать ответ. Но похоже и не придётся. Теперь я почти уверена, что Ольминского убил тот человек, который собирается выпустить в городе вирус. А я точно знаю, что это - не один из нас. Вряд ли на турбазу незаметно проскочил кто-то из посторонних. Значит, это был посетитель. Кто-то из работников "Фармы", художник или... Или Дмитрий? Кстати, он ведь уходил куда-то минут на десять, как раз перед тем, как я вышла освежиться к озеру, а потом обнаружила Ольминского... И мы о нем почти ничего не знаем, кроме того, что он сам о себе рассказывает: преподаватель социологии из Питера. И уж очень быстро и легко он влился в нашу компанию, и не заметили, как стал своим!"

Пока они ждали своей очереди в дом-музей Алексея Грэя, автора фантазий и феерий, жившего через три дома от Мещерского, только двадцатью-тридцатью годами ранее, Ника вспоминала недавнюю встречу с Дмитрием в монастыре, а потом - в отеле, его неожиданный интерес к Тасе, непринуждённость, с которой он за три дня вошёл к ним в доверие. По идее, мужчине его возраста и типажа логично было бы обратить внимание на Веронику или Лилю. Но они прибыли уже со спутниками. Из женщин подходящего возраста свободна была одна Таисия. Не за юной Олей же ему было приударять! Конечно, Тася мало подходила преподавателю социологии, - вынуждена была признать Вероника.

Интеллигентный, не повышающий голоса и не раздражающийся по любому поводу Дмитрий не был похож на человека сильных страстей, способного моментально воспылать чувствами, или на комедийного персонажа, на потеху зрителям ухлёстывающего за категорически не той женщиной. Его спокойное лицо и цепкий взгляд говорили о противоположном.

Цепкий взгляд. Вот что ей показалось странным в облике профессора. Совсем как у Витиных "безопасников", прибывших сегодня утром в Синеозерск. Профессионалы своего дела, опытные специалисты по разрешению деликатных ситуаций, исполнители тонкой работы. Вроде тех, кто в прошлом году сжёг "Релакс", позаботившись о том, чтобы при пожаре никто не пострадал. Они же помогали полиции выслеживать и загонять в ловушку "мистера Онима". Наверное, такие мастера служат не только у Вити. И профессионалу такого уровня могут поручить распространить в городе вирус в праздник в расчёте на то, что многие из гостей города уедут уже заражёнными и распространят болезнь дома. Ужасная волна прокатилась бы, наверное, даже за пределами государства. Но заказчику и исполнителю плевать на потери. Кто-то хочет дискредитировать перед выборами Ивана Игнатьевича. А может есть и другое "планов громадье". И профессионал с бесстрастным лицом и цепким взглядом ждёт отмашки, чтобы выполнить свою работу - чисто, аккуратно, без эмоций... Ничего личного. Только работа. "Жесть... Это он не разведку ли делал в тот день? Мы ведь его как раз возле источника повстречали. Место присматривал, где лучше выпустить вирус?.."

– Девушки, ваша группа уже заходит, - поторопила смотрительница Веронику и Тасю.

Предъявив свои билеты, они вошли в калитку и оказались перед совсем маленьким домиком - ненамного больше деревянной избушки под каменным чехлом на Петровской набережной, где жил Пётр Первый во время строительства города.

– Ох, ты, - вполголоса сказала Тася, - Вероничка, ты посмотри, ну и домишко. Я в путеводителе читала, какой он маленький, но не думала, что настолько.

– Грэи жили очень бедно, - пояснила Ника, - и это было их первое собственное жилье, оказавшееся им по средствам.