Дизель и танк
Шрифт:
Осталось только воплотить эти знания в металле. И сделать это нужно самим, времени на консультации с профессором Бриллингом просто нет.
Я азартно потер руки, чувствуя новую масштабную задачу, которую предстояло решить.
Следующая рабочая неделя началась с раннего визита Звонарева. Его рыжая шевелюра была взъерошена больше обычного, а под глазами залегли тени — верный признак того, что он всю ночь просидел над расчетами.
— Леонид Иванович, тут такое дело… — он разложил на моем столе листы, испещренные формулами. —
Я склонился над расчетами:
— Что именно?
— При таком давлении в цилиндрах обычная конструкция не выдержит. Смотрите, — он быстро начертил схему. — Нагрузки в полтора раза выше, чем у бензинового мотора. А если учесть резонансные колебания, то ситуация еще хуже.
— И какой выход?
— Нужно менять геометрию противовесов, — Звонарев оживился. — Я тут рассчитал новую конструкцию. Если сместить центр тяжести вот сюда и увеличить радиус…
— А материал выдержит?
— В том-то и дело! — он снова помрачнел. — Обычная сталь не годится. Нужен какой-то особый сплав. И еще — смотрите сюда, — он достал еще один лист. — Вибрации передаются на шатунные шейки. При длительной работе возможно разрушение.
Я кивнул. В будущем эту проблему решали специальной конструкцией демпфера и особой геометрией коленвала. Но как объяснить это Звонареву, не выдавая истинного источника знаний?
— А что если… — я взял карандаш и начал рисовать. — Сделать дополнительный маховик с резиновыми вставками? Он будет гасить колебания.
Глаза Звонарева загорелись:
— Точно! И если правильно подобрать массу… — он схватил логарифмическую линейку. — Сейчас посчитаю.
— И еще, — добавил я. — Давайте подумаем над усилением коренных опор. Может быть, увеличить диаметр подшипников?
— Да-да, — Звонарев уже строчил формулы. — И шатунные шейки тоже нужно усилить. Знаете, Леонид Иванович, а ведь может получиться!
Когда он убежал, я посмотрел на часы. Через час должен прийти Руднев с докладом о топливной аппаратуре. А судя по его хмурому виду вчера, там тоже не все гладко…
Руднев появился точно в назначенное время. В его потертом портфеле что-то металлически позвякивало.
— Вот, полюбуйтесь, — он выложил на стол несколько форсунок. — Третья партия, и снова брак.
Я взял одну из них, поднес к окну. Даже невооруженным глазом было видно, что распылитель собран неровно.
— Допуски не выдерживаем? — спросил я, хотя и так знал ответ.
— Какие там допуски! — Руднев нервно поправил очки. — У нас максимальная точность станков — две сотых миллиметра. А тут нужны микроны. Да еще и конусность распылителя должна быть идеальной.
Он достал из портфеля микрометр:
— Смотрите сами. Вот эта партия — биение до пяти сотых. При таком давлении топлива они просто не будут работать.
— А если изменить технологию обработки?
— Пробовал, — Руднев махнул рукой. — Три дня бился над специальной оснасткой. Но наши шлифовальные
Я задумался. Я уже говорил об этом.
В будущем форсунки делали на прецизионных станках с программным управлением. Но как добиться такой точности сейчас?
— Николай Павлович, — медленно сказал я. — А что если сделать станок специально под эту операцию? С гидравлическим копиром и отдельным шпинделем для каждой оси?
Руднев замер:
— Погодите-ка… — он быстро достал блокнот. — Если установить отдельный привод… и сделать гидравлическую следящую систему…
Его карандаш быстро забегал по бумаге:
— А ведь может получиться! Главное — обеспечить жесткость системы. И еще нужно как-то решить вопрос с измерениями. Без точного контроля мы все равно не сможем проверить качество.
— С измерениями поможет Циркулев, — сказал я. — Он как раз работает над специальными калибрами.
— Тогда я начинаю проектировать станок, — Руднев встал. — Времени мало, но если работать круглосуточно, можем успеть.
Он почти выбежал из кабинета, на ходу делая пометки в блокноте. А я подумал, что впереди еще много проблем. Циркулев должен доложить о системе контроля качества, да и Варвара обещала зайти с расчетами системы охлаждения…
К обеду появился Циркулев. Как всегда педантично одетый, в неизменном черном сюртуке, он методично разложил на столе чертежи и образцы измерительных приборов.
— Простите за опоздание на четыре минуты, Леонид Иванович, — он достал карманные часы на цепочке. — Пришлось задержаться в метрологической лаборатории.
— Что у вас, Игнатий Маркович?
— Катастрофа, — спокойно произнес он, поправляя пенсне. — Полная и абсолютная катастрофа с измерениями. Наши микрометры дают погрешность до трех сотых миллиметра. А нам нужна точность в микроны.
Он аккуратно развернул чертеж:
— Вот, извольте видеть. Для контроля геометрии форсунок требуется измерять конусность с точностью до микрона. При этом измерение нужно проводить в нескольких сечениях одновременно.
— И что предлагаете?
— У меня есть идея, — Циркулев достал еще один чертеж. — Можно создать специальный оптический измерительный прибор. Принцип основан на интерференции света. Вот здесь устанавливается эталонная призма, здесь — система зеркал…
Я с интересом рассматривал схему. Похоже, Циркулев самостоятельно изобрел прообраз лазерного измерительного комплекса.
— А точность?
— При правильной настройке оптики должны получить измерения с точностью до половины микрона, — он снова сверился с часами. — Но есть две проблемы. Первая — нужны идеально отполированные зеркала. Вторая — температурные деформации могут исказить результаты.
— С зеркалами может помочь Руднев, — сказал я. — У него есть опыт работы с оптикой. А насчет температуры…