Дизель и танк
Шрифт:
Следующие два часа мы детально разбирали каждый узел. Варвара набрасывала эскизы новой системы охлаждения. Руднев с Звонаревым спорили о конструкции топливного насоса. Циркулев педантично записывал все параметры, которые нужно будет контролировать.
— Что ж, — наконец сказал я, глядя на исписанную формулами доску. — План действий ясен. Варвара, вы с Рудневым занимаетесь топливной аппаратурой. Звонарев — система охлаждения. Циркулев…
— Я подготовлю новую программу измерений с точностью
— Вот и отлично, — перебил я его. — Борис Ильич, а вы…
Но Вороножский уже что-то увлеченно обсуждал с Николаусом, размахивая колбой.
Когда все разошлись, я еще раз просмотрел чертежи. Да, решения Тринклера были изящны. Но мы сможем сделать лучше. У нас просто нет другого выхода.
За окном догорал зимний день. Где-то в глубине души все еще ворочалась совесть, напоминая о неблаговидном способе получения этих чертежей. Но я заставил себя думать о другом — о предстоящих испытаниях, о конкурсе, о будущем завода.
В конце концов, в нашем жестоком времени не всегда можно действовать в белых перчатках. А цель… цель оправдывает средства.
Я бережно сложил фотографии в папку. Завтра нас ждет большая работа.
Остаток дня прошел в текущих хлопотах. Бойков и Нестеров хотели зайти, поговорить о делах, но у меня не хватило времени. После работы я зашел к Варваре, соблюдая все правила конспирации. Вроде знакомых по дороге не встретил.
За окном падал крупный снег, укрывая ночной город пушистым одеялом. В спальне Варвары было тепло — старая печь хорошо держала жар. Тусклый свет уличного фонаря пробивался сквозь морозные узоры на стекле.
Варвара лежала, положив голову мне на плечо. Ее волосы пахли машинным маслом и какими-то цветами — странное, но удивительно притягательное сочетание.
— Леня, — тихо сказала она, водя пальцем по моей груди. — А откуда на самом деле эти чертежи?
Я чуть напрягся, но постарался ответить как можно более небрежно:
— Я же говорил — нашел старые материалы в технической библиотеке.
Она приподнялась на локте, внимательно глядя мне в глаза:
— Не лги. А почему тогда это фотографии? И такие свежие.
— Варя…
— Просто скажи правду, — она положила ладонь мне на щеку. — Я же чувствую, что ты что-то скрываешь. И это тебя мучает.
Я молчал, глядя в потолок. Как объяснить ей? Как рассказать о нечистых методах, к которым пришлось прибегнуть?
— Я все пойму, — прошептала она. — Только не надо меня обманывать.
В ее голосе была такая искренняя забота, что у меня защемило сердце. Я накрыл ее ладонь своей:
— Прости. Ты права — эти чертежи… они действительно от Тринклера. Но больше я ничего не могу сказать.
Она вздохнула и снова положила голову мне на плечо:
— Я так и думала. Знаешь, иногда мне
— Не только ради проекта, — тихо ответил я, целуя ее в губы.
Мы долго лежали молча. За окном все так же падал снег, а я думал о том, что она, возможно, единственный человек, перед которым мне по-настоящему стыдно за свой поступок.
Через два дня испытательный цех наполнился равномерным гулом работающего двигателя. Я смотрел на показания приборов, и впервые за последние недели чувствовал удовлетворение.
— Давление масла стабильное, — докладывал Звонарев, не отрываясь от самописцев. — Температура в норме, вибрация в допустимых пределах.
Варвара стояла у пульта управления, внимательно следя за топливной системой. В рабочем халате, с выбившейся прядью волос, она казалась воплощением сосредоточенности.
— Три часа непрерывной работы, — произнесла она. — И ни одного сбоя в системе впрыска.
— А точнее — три часа семнадцать минут и сорок две секунды, — педантично уточнил Циркулев, делая пометки в блокноте.
Руднев обошел стенд, прислушиваясь к работе двигателя:
— Звук ровный, без посторонних стуков. Хотя… — он нахмурился, — на высоких оборотах все-таки появляется резонанс в районе пятой опоры коленвала.
— Зато мощность выросла на тридцать процентов! — воскликнул Звонарев. — Теперь мы…
Его прервал резкий металлический скрежет. Двигатель закашлял черным дымом и заглох.
— Топливный насос, — мрачно констатировала Варвара, быстро перекрывая подачу топлива. — Не выдержал длительной работы на повышенном давлении.
Мы собрались вокруг разобранного насоса. Картина неутешительная — трещина в корпусе, изношенные плунжерные пары.
— Материал не держит, — Руднев рассматривал излом через лупу. — При двухстах атмосферах нужна совершенно другая сталь.
— И это еще не все, — я развернул чертежи будущего грузовика. — Для автопробега нам нужен двигатель мощнее минимум в полтора раза. Машина будет тяжелее, да и условия испытаний жестче.
— Можно форсировать этот мотор, — предложил Звонарев. — Увеличим степень сжатия…
— И получим разрушение поршней, — покачала головой Варвара. — Уже сейчас температура в камере сгорания на пределе.
— Нужно принципиально новое решение, — сказал я. — Не просто копировать и улучшать существующие конструкции, а создать что-то свое.
— Позвольте поделиться наблюдением, — вмешался Вороножский, до этого молча изучавший свою колбу. — Николаус подсказывает, что нужно изменить геометрию камеры сгорания.
— Погодите! — неожиданно оживилась Варвара. — А ведь в этом что-то есть. Нужно сделать вихревую камеру особой формы.