Длинная Серебряная Ложка
Шрифт:
Изабель молчала. О, как же выразительно она умела молчать! Виконтесса никогда бы не подумала, что ее прозрачные глаза могут быть так красноречивы: какое-то извращенное наслаждение отражалось в них, когда она смотрела, как лицо Гизелы меняется и теряет краски.
— Что ты сделала с моим отцом?!
"Отцом? Я его убила."
— Я сама тебя убью!
Резко вскочив, она бросилась на вампиршу, сжимая кол в руках и целясь той в сердце. Но отчего-то не смогла сделать и шагу, тело вдруг перестало повиноваться,
"О, что я вижу, какая злость в глазах!" — слова больно секли ее мозг маленькими хлыстиками.
Вампирша схватила подбородок Гизелы и бесцеремонно развернула ее лицо к себе.
"Да, мне это нравится! Я вижу, что ты и вправду хочешь меня убить. А если бы могла, перебила бы всех вампиров в округе… Но ты не можешь. И это злит тебя больше всего, да, Гизи? Твоя беспомощность!"
— Замолчи! — крикнула она. — Ты пришла за моей кровью? Ну так давай! Все равно мне уже нечего терять.
"А как же… она?"
— Кто?
— Сама знаешь, — Гизела впервые услышала голос вампирши. Ничего особенного — тихий и невнятный, да и с немецким она не особенно дружила. Но прозвучал он жутковато. — Я вижу ее у тебя в голове. И в сердце. Ты ведь понимаешь, о ком я?
Виконтесса решительно мотнула головой.
— Никого там нет! Мне лучше знать.
— Берта Штайнберг.
— Что "Берта Штайнберг"?
— Ты можешь потерять ее… Или она потеряет тебя. Разве ты сейчас не думаешь только об этом?
Гизела вздрогнула. Нет, она об этом не думала. Она все силы прикладывала, чтобы не думать о Берте и вот, когда почти что получилось, вампирша с легкостью фокусника, достающего кролика из шляпы, извлекла из глубин ее памяти проклятые воспоминания и швырнула в лицо.
— Не думаю, — холодно ответила Гизела. — Если я и вспоминаю ее, то как предательницу. Она подумала о брате, об отце… обо мне, в конце концов? Эгоистичная, самовлюбленная, избалованная особа с невыносимым характером и заносчивыми манерами. Думаю ли я о ней? Нет, нет и нет!
Девушка, раздосадованная, ходила взад-вперед по комнате. В конце концов, она обернулась и выжидающе посмотрела на Изабель:
— Да, я думаю. Думаю, что если вновь увижу Берту, лично спущу ее с лестницы и скажу все, что считаю нужным. А потом еще заставлю лестницу чинить, вот. И…
— Ты ее любишь.
— Что? — Гизела замерла. — Конечно же нет!
— Не обманывай меня! — прикрикнула на нее вампирша.
Ее голос не был предназначен для крика. Он и звучал-то редко, а уж кричать было совершенно новым занятием.
"Ты ее любишь," — повторила вампирша, вновь зайдя в голову Гизелы и удобно расположившись там незваной гостьей.
— Даже слышать такую чушь не желаю!
"Почему бы не признаться в этом, а, Гизи? Что все твои мысли последние годы посвящены только ей, что с тех пор, как Берта сбежала, ты не находишь себе места?" —
"Теперь я знаю твой маленький секрет. И знаю, что буду с ним делать."
— О, ну хорошо-хорошо! — воскликнула Гизела раздраженно. — Может быть, она и нравилась мне раньше, но уж точно не теперь. После такого предательства я могу ее только ненавидеть.
"Почему ты так говоришь?" — Изабель смотрела на нее с изумлением.
— Что ненавижу Берту? Потому что я ее ненавижу.
"Ты ее любишь, а раз так, ты не можешь ее ненавидеть. А вот я могу."
При этом ее лицо изменилось, и Гизеле действительно стало страшно. Ей не было так страшно ни когда она поняла, что их гениальный план развалился, ни когда все эвакуировались из замка, оставив ее заложницей. Даже когда Виктор насмешливо смотрел на нее, перечисляя все прелести ее дальнейшего пребывания среди нечисти или когда она, услышав чудовищную новость, бросилась на Изабель с самодельным колом — у нее все равно оставалась надежда. Страшно стало сейчас, как только глаза вампирши превратились в ледышки.
— Эй, это моя Берта! И никто другой ее ненавидеть не смеет, у меня монопольное право на ненависть! — воскликнула Гизела. — Ну она тебе сделала? Ты ее даже не видела. Я имею в виду оригинал, Эвике просто неудачная подделка.
"Она хотела занять мое место. Но у нее уже не получится! Она никогда не приблизится к Виктору, никогда! Она будет сожалеть о том, что едва не стала его женой."
— Да нужен ей твой Виктор, — обиженно проговорила виконтесса, — забирай себе и делай с ним, что хочешь. Только что-то он на тебя совсем не смотрит.
— Не смей так говорить! — о, снова этот голос. Нет, когда она пыталась кричать, это не имело и десятой доли того эффекта, что ее телепатические выкрутасы. — Ты не знаешь Виктора, он самый лучший! Он ценит меня и, и заботиться, и…
— Сдалась ты ему. Бегаешь за ним, как собачка, никакого чувства самоуважения! Можно подумать, что раз женщина, то и не человек вовсе. Хотя ты и так не человек. Да и до женщины не доросла… Но все равно. В просвещенной Англии женщины себе прав и свобод требуют, а ты сдалась в добровольное рабство и даже не понимаешь, что тебя используют…
Договорить Гизела не успела: костлявая ручка вампирши с неожиданной силой ударила ее по щеке, потом еще раз.
— Замолчи-замолчи-замолчи! Ты ничего не понимаешь… Ты даже не можешь сказать, что любишь эту наглую Берту, просто не признаешь своего чувства, маленькая ты эгоистка. А вот отвечает ли она тебе взаимностью? Думает ли о тебе по утрам, когда не может заснуть? Зовет ли, как это делаешь ты, когда никто не слышит? Ты ведь даже первого встречного сразу снарядила на ее поиски!