Длинная тень греха
Шрифт:
Эта боль сломила Дугова. Заставила забыть о том, что он нормальный интеллигентный человек, где-то щедрый, где-то, может быть, немного раскрепощенный, но не гадкий, нет.
И дом у него был очень хорошим, пока не пришел в такое запустение. Большой, светлый, с хорошей мебелью, с прочно выдержанным стилем. Наверняка здесь бывало хорошо и уютно, когда горел камин, подернувшийся сейчас пеплом. Когда зацветал старый гибискус, сиротливо поникший в громадной кадке в углу у большого окна. И кофе здесь пах вкусно. И еще ей казалось, что Дугов непременно должен был шутить, рисуя свои картины
— Как я давил?! Как я на него давил?! — взорвался Хальченков, изо всех сил жалея себя и загубленный вечер.
И узнать ничего не узнал, и бензин прокатал. Между прочим, свой бензин, не корпоративный. Да и девица эта вряд ли теперь с ним ужинать пойдет, ишь как косится недобро в его сторону. А художника вот жалеет! Пойми их, этих баб!..
— Конечно, он натура тонкая! — продолжал он возмущаться, выходя из дома Дугова и увлекая за собой упирающуюся Олесю. — Он же художник! А на картинках-то, между прочим, фрагменты тел не кого-нибудь, а Марины Хабаровой. Ныне, между прочим, покойной. Почему, спрашивается, фрагменты, а?! Почему вместо лица рваное белое пятно?! Что это может символизировать? Молчите? Не знаете ответа? Вот и молчите тогда!..
— А я и молчу, — покорно откликнулась Олеся, плетясь следом за Хальченковым к его машине. — Только это может означать все, что угодно, это я о картинах.
— Что, например?! — рявкнул Виктор Георгиевич и резко остановился, не подпуская ее к распахнутой двери машины. — Что может означать туловище без руки, скажем? Или без груди?! Что?!
— Он же сказал, что это собирательный образ. Может, в какой-то момент ему особенно удавалось что-то выписать, а в какой-то он забывал. Вот и начинал все заново, с нового листа, то есть с нового холста, — она обернулась и с заметной тоской в голосе произнесла, глядя на два светящихся прямоугольника окон в гостиной. — Там же, за этими стенами, столько боли сейчас сконцентрировано, что просто… Просто не выразить словами. Вот он и хватался за кисть. Кстати, а откуда такая уверенность, что на полотнах именно Марина? Вы видели ее голой? Тоже видели?!
— Представьте себе, видел! Я видел ее труп! — проворчал Виктор Георгиевич, уступая ей дорогу.
Объяснением Олеси он не удовлетворился, конечно же.
Лирика сплошная! Дерьмо слезоточивое! Ему нужны факты. Голые, непримиримые факты! Которые упрямее и красноречивее эмоций. А вот факты как раз и указывали на то, что Дугов по какой-то причине соврал ему, отказавшись признаваться в любовной связи с погибшей. Что это: благородство, трусость, желание уйти от возмездия или нежелание огласки?
Ох, и задала ему задачу эта Олеся Данилец, ох, и перепутала все! Он ведь уже и отчитаться перед начальством успел, и вот-вот готов был дело в суд передавать, как явилась эта девчонка и начала откровенно портить ему жизнь и карьеру.
Где вот, скажите на милость, ему брать настоящего убийцу?! Где?!
Хабарова хотел привлечь, она вступилась. На Дугова, как на возможного подозреваемого, глаз положил, она снова на защиту горой! Что ты будешь с ней делать?! Как бы не звонок сверху его руководству,
А так нельзя. Велено было всячески способствовать, не препятствовать контакту и приглядывать попутно. Вот навязалась, так навязалась на его голову! Что называется, не было печали. А она… Она даже поужинать с ним не хочет.
— Куда? — проворчал он, въезжая в город, всю дорогу они ехали молча.
— Домой, — соврала она, хотя домой вовсе не собиралась. — Устала, извините.
Не хочется ей с ним ужинать по ряду причин. Совершенно не хочется. К тому же у нее вдруг возникло неотложное дело. Немного опасное, немного авантюрное, но что важное — это бесспорно.
Она решила, что оставшийся свободный вечер посвятит слежке за Садиковым. Просто так следить было нельзя, он ее вычислит в два счета. Вычислит и накостыляет, чего доброго, а то и пожалуется, куда следует. А вот на машине…
Машину решила попросить у Дэна. Своей пока не было, хотя на права сдала года четыре назад и даже ездила недурственно. У Дэна же было все с точностью наоборот. Прав на управление не имелось, ездить не мог, зато в металлическом гараже стояла почти задаром приобретенная старушка «Хонда».
Без объяснений дать машину отказался наотрез.
— Можешь считать меня подонком, — заявил он, флегматично растягивая слова. — Но пока ты мне ничего не расскажешь, тачки не увидишь.
— Дэн, не будь скотом! — возмущенно завопила Олеся, растерянно обводя взглядом свою прихожую.
Она только-только ввалилась в дом и, не успев снять ботинок, кинулась звонить ему.
Она, если честно, такого поворота не ожидала. Подобным вероломством Дэн раньше не славился, и вообще…
Не могла же она ему рассказать о своих странных отношениях с Хабаровым! Парню, которому она отказала и который тщетно пытался уложить ее в постель последние три года.
Но друг был непримирим.
— Или ты мне рассказываешь, так мало этого: накрываешь полянку. Или я кладу сейчас трубку и… буду для тебя недоступен весь последующий месяц.
Это он так недвусмысленно намекал на то, что она ему не звонила ровно месяц. Ага, точно. В тот день, когда они расстались ровно тридцать дней назад, Дэн все напрашивался к ней в гости. Все канючил и просил. Просил и канючил.
Олеся отказала и первое время не звонила просто из вредности. А потом замоталась как-то, а тут еще эта история с Хабаровым.
— Ладно, черт с тобой! Приходи, — смирилась она, вздыхая. — Только учти… То, что я тебе расскажу, тебе не понравится.
— Я так и знал! — выдохнул тот потрясенно. — Ты беременна! Данила, ты и впрямь беременна?! Не от меня! Ах ты… Дрянская ты девчонка, Данила… Ладно, щас приду, разберемся…
Вопреки ожиданиям Олесина история Дэна не так уж и расстроила. Даже, более того, она его захватила, заинтриговала. Он тут же, позабыв про пиво, которого притащил с собой почти три литра, принялся набрасывать версию за версией. Нагромождать имеющееся и придуманное друг на друга. Фантазировать, строить догадки. Договорился до того, что объявил Хабарова жертвой милицейского произвола, а саму милицию как раз истинным виновником всего происходящего.