Длинная тень греха
Шрифт:
Глава 18
Очнулась Олеся оттого, что глаза нещадно жгло и щипало. Она попыталась было их приоткрыть, но тщетно, боль становилась только сильнее. Как оказалось, причиной тому был чудовищно яркий свет, направленный ей в лицо.
Ага! Ее, кажется, собираются допрашивать. Оттого и свет в глаза, и темнота по углам. Сейчас в соответствии с жанром должен будет зазвучать сухой, как звук выстрела, голос и…
Между тем ее совершенно обыденно спросили:
— Голова не болит?
— Пока не пойму, — ответила
— Да нет. Просто после хлороформа могут мучить головные боли, — голос был все тем же и принадлежал тому самому мужчине, что целился в нее из пистолета совсем рядом с ее домом.
Олеся пошевелилась, обнаружила, что руки и ноги у нее не связаны, и чуть повеселела. Потом привстала, ощупав ложе под собой. Убедилась, что это самый обычный диван под самым обычным гобеленовым одеялом. И тогда уже села совершенно без опасений, откидываясь на спинку.
— А вы не могли бы свет этот ужасный убрать, а? — попросила она, сморщив лицо.
— Мешает? — с пониманием хмыкнул мужчина.
— И мешает, и театрально как-то. Как в глупом кино про преступников и тех, кто их пытается поймать. У нас с вами все как раз наоборот…
— Не понял! — проворчал мужчина, но свет сместил, направив луч в потолок.
Представившейся возможности осмотреться, Олеся не порадовалась. Вернее, сначала порадовалась, но тут же поскучнела.
Убийца Марины Хабаровой спрятал ее в каком-то подвале. Стены из бетонных блоков. Перекрытие бетонное. Дверь металлическая и, судя по виду, очень тяжелая. Выбраться отсюда, то есть попытаться убежать, нечего и думать.
Из мебели имелся диван, на котором она сейчас сидела. И одинокий стул посреди подвала, на котором восседал сейчас человек, похитивший ее среди бела дня.
К слову сказать, он показался ей очень симпатичным. Взгляд вполне нормального человека, без каких бы то ни было маниакально-депрессивных признаков. Чего вот только от нее ему хочется, непонятно! Хотя, как непонятно. Она же ищет, рыщет, пытается что-то делать, а это не в его интересах.
— Что вам нужно? — не выдержала она паузы, которая затянулась неприлично долго. — Хотите, чтобы я отказалась от мысли разобраться во всем этом деле? Зря стараетесь! Я не могу допустить, чтобы невиновный человек отвечал за чьи-то преступления!
— А с чего вы решили, что преступление это совершил именно… — он вдруг замялся, словно думал, продолжать дальше говорить или нет, потом все же решился. — С чего вы вдруг решили, что убил Писарев Григорий Иванович? Почему вы вдруг взялись обвинять именно его?
— С ума сойти можно! — Олеся оторопело заморгала. — Кто это вам брякнул ненароком, что я подозреваю Писарева? Я и не думала вовсе, что это убивал он!
— А кто, по-вашему? — на лице молодого мужчины не дрогнул ни один мускул, но что-то подсказало ей, что он удивлен. — Кто, по-вашему, убийца?
И тогда Олеся удивила его еще раз. Коротко
— Вы!
— Интересно… — протянул он совершенно озадаченно и первый раз поменял позу, склонившись вперед и упирая подбородок в крепко сжатый кулак. — С чего вдруг такая убежденность, что я убийца? Узнать можно?
— Почему нет? — она пожала плечами, ссутулившись. — Судя по ситуации, мне отсюда все равно не выбраться, так хоть выскажусь напоследок. Человек, который видел машину Писарева Григория Ивановича на месте преступления, видел и вас, выходящим из нее.
— Вот как?! Меня, значит?!
Мужчина вдруг встал и медленно заходил по подвальному помещению. На нее почти не смотрел, лишь время от времени бросая скорее удивленные, чем гневные взгляды. Хотя, казалось бы, должно было быть наоборот: она же только что обвинила его в убийстве.
— А кто этот человек? — предполагаемый убийца остановился напротив Олеси и присел перед ней на корточки, глядя ей в глаза почти с жалостью. — Кто тот человек, который якобы меня видел?
Ага! Как же! Сейчас она прямо так возьмет и выдаст Дугова! Мало тому испытаний выпало за последнее время, так она его еще и в руки убийце сдаст. Поэтому коротко улыбнувшись, она и проговорила:
— Не скажу!
— А если я начну вас пытать, милая? — его пальцы слегка коснулись ее щеки, проехались вниз до подбородка и больно сжали. — Начну мучить вас так, что вы забудете, как вас зовут, а? Тогда как?
— Тогда? Тогда я тем более не скажу вам имя этого человека. Раз забуду собственное имя, не вспомню и его, — резонно возразила Олеся, замирая от мерзкого холодного ужаса.
Как-то еще держалась, не выла и не дергалась в его руках. Выдержки в ней, что ли, столько? Хотя, какая к черту выдержка? Это хлороформ, скорее всего, оказал такую неоценимую услугу. Не затуманься мозги его парами, давно бы уже валялась у ног этого маньяка в глубоком обмороке.
— Вы — Олеся Данилец — очень смелая и очень дерзкая девушка, — вдруг вынес ей вердикт убийца со странной, блуждающей на губах улыбкой.
Он встал на ноги, одернул брюки и сел через минуту обратно на стул. Скрестив руки, какое-то время ее пристально рассматривал, и вдруг спросил с грубым таким напором:
— Если существует такая уверенность в том, что убийца — это я, а не Писарев Григорий Иванович, то какого черта ты вздумала шантажировать именно его, а, дрянь?!
Наступил черед удивляться Олесе.
Она вытаращила глаза, приоткрыла рот и какое-то время беззвучно шевелила губами, пытаясь справиться с изумлением. Потом все же нашла в себе силы выдохнуть:
— Садиков! Этот гад до него все-таки добрался!!! Дэн мне говорил, а я не верила… Нет, ну какая же скотина!..
— Кто такой Садиков, кто такой Дэн?! Ты не могла бы выражаться яснее! — прикрикнул на нее тюремщик ворчливо, но без прежней угрозы в голосе. — Давай, Олеся, рассказывай все, что тебе известно, и так уже времени много потеряно.