Длинная тень греха

Романова Галина Владимировна

Ивановна ахнула вторично и замерла каменной статуей с вытаращенными остановившимися глазами. А Дугов…

Его тело, будто лишившись позвоночника, вдруг ослабло, надломилось и упало на стол лицом вниз. Голова его при этом пару раз качнулась влево-вправо, и Дугов простонал:

— Я не убивал ее! Господи, как вы могли подумать?! Разве бы я мог причинить ей вред?! Я, который дышать на нее боялся! Да вы знаете, кто я?!

— Знаю, — тихо ответила Олеся.

Дугов удивленно затих. Тут же поднял от стола голову и посмотрел на нее, спросив совершенно спокойно, без прежней театральности:

— Кто я, по-вашему?

— Вы

раздавленный горем мужчина, и только. Ваше сердце разбито дважды. И я… очень хорошо понимаю вашу боль, Николай Иванович! И я здесь лишь потому, что хочу спасти Хабарова Влада, а не для того, чтобы пытаться кого-то уличить или призвать к ответу. Если вы можете мне чем-то помочь, то помогите!!! — все это она выкрикнула на одном дыхании, не заметив, как привстала с места, как ухватилась, потянувшись, за его руки, безвольно разбросанные на столе. Не заметила, пытаясь до него достучаться, как тенью выскользнула из гостиной Ивановна. — Помогите мне, Николай Иванович, пожалуйста! Его осудят, а он же не виноват!!! Он хороший — Влад Хабаров! И он совсем не виноват в том, что Марина его просто-напросто не любила.

— А вы, выходит, любите, — закончил за нее Дугов тихо, пристально рассматривая ее побелевшие пальцы, вцепившиеся в его запястья. — Любите и пытаетесь спасти. Так ведь?

— Так! — она кивнула и, отцепившись от него, неловко отступила.

— А вдруг он обманывает вас так же… Так же, как она обманывала меня, девочка вы моя! — воскликнул Дугов с болью в голосе. Выпрямился, откидываясь снова на спинку стула, и опять впился зубами в недоеденный помидор, бормоча с набитым ртом. — Муж и жена — одна сатана. Они могли быть совершенно одинаковыми: подлыми, лживыми, вероломными… Я столько для нее всего сделал… Вы представить себе не можете… Она была столь меркантильна, а я, ослепленный чувством, этого совершенно не замечал! Вы пейте кофе, пейте, остывает же…

Ей снова, как и в прошлый визит, сделалось очень жаль Николая Ивановича.

Хальченков рассказывал что-то о том, как тяжело переживал Дугов утрату любимой жены. О том, каких трудов стоило ему вновь вернуться к жизни. Возможно, Марина стала как раз той самой женщиной, которая смогла частично возместить его потерю, и тут снова такой удар.

— Я помогал ей… — продолжал Дугов, задумчиво глядя перед собой. — Помогал в оформлении санатория. Расписывал сцену, бассейн… Все безвозмездно. Все даром! Я считал не по наивности, нет, по-человечески просто считал, что делаю это для любимой женщины. Она так любит… любила свою работу. Это я так считал. А она…

— А она? — осторожно поторопила его Олеся, так как хозяин дома снова замолчал, вгрызаясь в мякоть последнего помидора.

— Она, как оказалось, оформляла липовые договоры. Сдирала со своего ведомства огромные суммы денег, якобы для того, чтобы заплатить художнику. Я-то ни сном ни духом, я по любви! А она за мой счет обогащалась! И опять-таки пережил бы я и это, расскажи она мне все! Неужели бы доли своей потребовал?! Да никогда! Расскажи она мне… Не рассказала. И теперь уже не расскажет никогда. — Николай Иванович, проведя пятерней по волосам, закрыл ею глаза. — Я предполагал, конечно… Иногда ловил ее на вранье, но не думал, что все так серьезно!

«Николай Иванович! Миленький! Ну, говори же ты, ну, говори, пожалуйста», — молила

его мысленно Олеся, украдкой глядя на свои наручные часы. — «Скоро автобус, а ты пока еще ничего путного мне не сказал! Мне, что же, снова уезжать ни с чем?!»

Дугов, расправившись с последним помидором, принялся пить кофе с кексами. И делал это неторопливо и обстоятельно, отщипывая от каждого кекса по кусочку крохотной ложечкой и тщательно потом его разжевывая. Так же меланхолично, как и прежде, посматривал по сторонам, никак не выдавая своего душевного волнения. То задержит взгляд на Олесе, особенно на ее растрепавшихся на ветру кудрях. То переведет взгляд на камин, то с пристальным вниманием примется рассматривать кусочек кекса, который только что отломил ложечкой.

Это было просто наказание! Сидеть и гадать, в какие заоблачные дали подалась его творческая мысль. И помнит ли вообще он о ее существовании. Вернее, о цели ее существования. А то, может, уже на натуру ее примеряет.

Но Дугов ее удивил.

Покончив с завтраком полностью и отодвинув от себя подальше все, включая кофейник, он вдруг обронил:

— А я ведь, возможно, видел убийцу в тот день.

Обыденно так сказал, будто речь шла о новой театральной постановке этого сезона.

— Как?! Убийцу?! Вы видели?! Этого… Этого не может быть, Николай Иванович!

— Отчего же, милочка, этого быть не может? — воскликнул Дугов с возмущением, кажется, даже обиделся. — Я проследил за Маринкой в тот день. Не верил, вот и следил, и нечего на меня так смотреть!

— Простите, — пробормотала Олеся виновато и опустила глаза.

— Видел, как бегал зайцем за ней ее супруг. Он нас еще в магазине видел и прятался сначала за прилавками, потом на улице за рекламными щитами. Будто бы я его не видел! Маринка не видела, конечно. У нее цель была другая. — Дугов неприятно улыбнулся, щелкнув пальцами. — Ей хотелось поскорее от меня отделаться, чтобы мчаться к тому — другому. А я все канючил и тянул время. Канючил и тянул время. А потом проследил за ней. Она очень изворотливая была, Мариночка! Очень…

Олесе вдруг сделалось немного не по себе и от взгляда его неприятного, режущего какого-то, и от голоса, в котором не было прежней болевой надломленности, а был только холод и ненависть.

Холод и ненависть…

Может быть, Хальченков не так уж и не прав, подозревая Дугова?! И ей не стоило так его жалеть?..

— Я видел машину, на которой приехал этот мужик, — заявил Дугов после паузы. — Будете записывать марку и номер?

Она без лишних уговоров достала из сумочки бумагу и ручку и быстро записала номер и марку машины.

— Только вот что странно, — вдруг проговорил Николай Иванович, глядя на нее с задумчивой серьезностью. — Машину эту я знаю отлично. И знаю, кому она принадлежит.

— И кому же?

Горячо! Горячо-то как было! Неужели сейчас она все узнает?! И преступление, которое казалось Хальченкову таким запутанным, будет мгновенно раскрыто? Скорее бы уж, господи! Скорее бы…

— Машина принадлежит Писареву Григорию Ивановичу. Это местный…

— Я его знаю! — удивленно воскликнула она. — Мой шеф неоднократно пересекался с ним по делам. И вообще его рабочий и мобильный телефоны забиты в моем рабочем компьютере. Но как же так! Он уважаемый вроде бы человек в городе и…