Дмитрий Донской

Бородин Сергей Петрович

– А и где ж оно?

– На небе! Татары на дым его спустили нонеча ночью. Нас волокли-волокли. За день ко второму хозяину попались.

– И целы?

– Целехоньки! Упаси бог!

– А чего ж вы в татарской ветоши-то?

– Да катуни нас обкатали в свои обноски.

– Ну куды ж вас деть?

– А Курчавы нашей уж нет ноне, берите с собой.

– На Москву?

– А то куда же?

– Ну, там разберем куда, курчавушки.

– Ой, кмет, не блазнись!

– А што?

– От татар

упаслись ради тебя, что ли ча?

Окольничий Тимофей из погони воротился едва к ночи, настигнув лишь малое число раненых и пеших – остальные сгинули. И лишь следы по земле да поразбросанные в бегстве пожитки показывали их путь.

Дмитрий улыбнулся Полоцкому:

– Вот как оно вышло, Андрей Ольгердыч.

– Готовясь, рассчитывай на худшее. Это говорил мой дед Гедимин.

– Я эти слова знал! – засмеялся Дмитрий.

– Ими ты и победил. Иначе не был бы так тверд и уверен.

– Это еще в писании: Спаса проси, а себя сам паси…

Стояли на месте битвы три дня.

Попы отпевали павших. В светлое небо поднимался ладанный дым.

Укладывали раненых на телеги.

Собирали разбредшийся по лесам скот. Увязывали добычу в телеги. Рыли ямы братских могил.

Впереди войск Дмитрий отстоял отпевание. Кинул горькую горсть земли в наполненную телами могилу.

Небо было светло. Коршуны низко кружили на плавных крыльях.

Дмитрий приказал трубить поход. Трубачи подняли длинные тяжелые трубы, и это поле в последний раз услышало их долгий звериный рев.

Глава 15

КОЛОМНА

По улице, заросшей травой, мирно вились тропинки. Синеватой плесенью оброс сруб колодца. У колодца стояли женщины. Воды не черпали, бадей возле них не было.

Кирилл шел, оглядывая плетень, частоколы, серые стены изб. Где тут ее стена, ее огород? Вслушивался: не прозвучит ли где-нибудь ее голос.

Одна из баб крикнула:

– Не с торгу ль, удалец?

– А по чем угадала удальца?

– По ухватке да по поглядке.

– Зорка!

– Не с торгу ль?

– Оттоль.

– Что там про войну слыхать?

– Побьют татаровей.

– Ужли ж?

– А нешь нет?

– Кто же знает?

– Знаю, побьют. На торгу татарина поймали.

– Ой, господи!

– Поймали! Минула беда.

– Ну, слава те, господи! А мы все слухаем, не завопит ли кто.

– А тогда что?

– Бежать стаНем. – Куда ж?

– В леса. Там не сыщут.

– А ежли…

– Загрызем! Все одно – не дадимся.

– А не все ль одно – мужик ведь!

– Сказал! Татарин-то?

– А ваши-то где?

– А на татар пошли.

Кирилл подумал: "Будто на медведя пошли али на бобра. Ох, бабы!"

– А где тут Анюта-вдовка живет? Вестно?

– А те на што?

– Да

я ей давал порты стирать.

– Ой, молодец, давно, видать, дал!

– А что?

– Да ей тут уж год нету.

– Чего ж так?

– Да она одного молодца на казнь подвела – засрамили.

– А что за молодец?

– К ней один расстрига сватался, а она его – назад в монастырь.

– А! – смекнул Кирилл. – А куда?

– Да не то в Рязань, не то в березань.

– А все ж таки?

– К родителям.

Сердце остановилось: умерла?

Но баба разговорилась:

– У нее отец там гдей-то, на хлебном торгу прикащиком.

– А! Ну счастливо вам жить, бабоньки!

– Да мы и так не тужим. Тебя вот жаль.

– Ну-ка?

– Пропали порты-то – в Рязань увезла!

У колодца засмеялись. А Кирилл подумал: "Истинно: душу мою отстирала от пакости".

Он снова спросил, но суровее:

– Так верно, хохотухи, что уехала?

– Ну верно, верно. Перед Ильиным днем купцы туда с обозом ехали, так и она с ними. Вот уж другой год пошел.

– А где ж ее дом-то?

– А пониже к речке. Эна, отсель видать – крыша соломляная.

Баба подняла руку, указывая туда, и Кирилл приметил: статна молодка.

А может, тоже сейчас вдовкой станет. А может, и не чует, что уж стала вдовой?

Он поклонился ей и пошел. Свернул в боковую улочку и, еле пролезая между двумя заборами, пошел к соломенному верху Анютиной избы.

За тыном под яблоней рылись в земле цыплята и прыснули прочь, когда он распахнул калитку.

Пожилая женщина строго и опасливо смотрела ему навстречу.

– Здравствуй, сестрица!

Женщина молча поклонилась. Нехорошо было сразу приступать к делу, но женщина была одна, смотрела опасливо, дни стояли тревожные, и Кирилл заспешил:

– Я об Анне думал спросить. Где она?

– А почто?

– Она постирать обещалась, так я зашел.

– Давно уж ее тут нету.

– А где ж она?

– Постирать-то и я могу. Приноси, ладно.

Он повернулся, чтоб идти, и, будто нехотя, спросил:

– А куда ж она, Анна-то, делась?

– К брату переехала. На Рязань.

– Он у нее что ж, в самом городе?

– В Затынной слободе. Огородник.

– Он что ж, не жил тут, что ли? Чтой-то я его не знаю. Как звать-то?

– Горденей.

– Не слыхал.

– Да он тут мало и жил. И Анна-то ведь рязаночка. Сюда замуж отдана.

А жизни-то и не вышло.

– Как это?

– Так, милой, какая ж жизнь: полтора года с мужем прожила, мужа убили. И не рассмотрела мужика, а уж овдовела. Третий год вдова. У брата жена теперь померла, поехала за его ребятами приглядеть. В чужой семье молодой бабе разве жизнь?