Дмитровское шоссе
Шрифт:
Василий Матвеевич знал о нависшей опасности не только потому что комбриг Ростов, старший брат его жены Сони, заехал в Лисичанск и предупредил что на комбинат выехала особая группа НКВД. Не имело для Василия Матвеевича значения и то, что в течении последних дней, после его возвращения с работы, на другой стороне улицы, даже не скрываясь, стоят двое филеров. Нет, Василий Матвеевич просто знал что его ждет. Разумеется, он не догадывался о причине предстоящего ареста, и ему было совсем уж непонятно зачем арестовывать его, видного ученого, создателя феритного метода получения едкого натра. Правда, Василий Матвеевич был беспартийным
Впрочем, если уж быть до конца откровенным, причина ареста не интересовала Василия Матвеевича. Он был уже однажды арестован — в конце 1927 года его пытались привлечь к процессу Промпартии, к «Шахтинскому делу», однако его невиновность была настолько очевидной, что через несколько недель Соловьева освободили и тут же назначили главным инженером химического комбината. Однако непрерывные допросы, издевательства и избиения в следственном изоляторе что-то надломили в душе Василия Матвеевича. Он принял твердое решение — больше его не арестуют. Когда Степан Иванович Ростов посоветовал ему признаться, предложить искупить вину неустанным трудом на благо социалистической родины, Василий Матвеевич только пожал плечами.
— Степа, ведь я ни в чем не виновен. Мне не в чем признаваться, да и врать-то я не мастак. Лучше позаботься о Соне и Олеге.
Соловьев выдвинул ящик письменного стола и положил ладонь на рубчатую рукоятку «браунинга». В то время все крупные хозяйственные руководители были наделены правом иметь оружие. Подобно большинству инженеров, Василий Матвеевич не мог дурно обращаться с механизмами — а «браунинг» был, несомненно, механизмом, хотя и своеобразным. Пистолет был вычищен и смазан, семь патронов сидели в магазине и восьмой в патроннике. Пистолет стоял на предохранителе. Собственно, было достаточно и одного патрона, но оружие полагалось держать заряженным и готовым к стрельбе.
Снаружи, в ночной тишине послышался шум автомобиля, затихший у подъезда. Один из тех двух, что стояли на противоположной стороне улицы, подошел к машине и что-то сказал командиру, который выпрыгнул из кабины. Тот кивнул и дал команду, повернувшись в сторону кузова. На мостовую из кузова «воронка» спустились три красноармейца с винтовками и вслед за командиром направились к подъезду. Через несколько секунд раздался стук в дверь.
— Соня, ты не спишь? Открой, пожалуйста. — Василий Матвеевич вернулся в кабинет и плотно закрыл дверь. Когда из коридора донесся топот сапог и громкий голос командира, из-за двери кабинета послышался резкий щелчок выстрела. Командир вздрогнул и повернулся. Он был еще совсем молодым и не привык чтобы люди, которых ему поручали арестовывать, кончали с собой. В детской проснулся маленький Олег и заплакал. В его такую короткую жизнь вторглось что-то зловещее и мрачное. Начало событиям, завершившимся сорок лет спустя, было положено.
Дмитровское шоссе, осень 1941 года
Утром 23 ноября четыре танковые и две мотострелковые
«ОРГАНИЗУЙТЕ ОБОРОНУ ГОРОДА ДО КОНЦА тчк ОТХОДИТЬ ЛИШЬ В КРАЙНЕМ СЛУЧАЕ».
Рокоссовский прочитал текст телеграммы, улыбнулся перепуганной женщине и сказал:
— Спасибо. До свиданья.
Было двенадцать часов дня. Генерал, осыпаемый грязью от разрывающихся поблизости снарядов, вбежал в штаб 126-й дивизии.
— Держаться до последней возможности, — с трудом переводя дыхание, приказал он начальнику штаба. — Затем отходить по Рогачевскому шоссе в сторону Дмитрова.
Через несколько минут машины командующего армией и сопровождающей его охраны пересекли уже замерзшую реку Сестру, а спустя час проехали Рогачев. Здесь было тихо, лишь издалека доносилась канонада.
25 ноября части 16-й армии под напором 4-й танковой группы генерала Клебба оставили Солнечногорск. На следующее утро немецкие танки заняли Белый Раст, который защищала бригада морской пехоты, подошли к Яхроме и Дмитрову.
И в этот же день, за полчаса до полудня, к штабу дивизии, разместившемуся в здании дмитровского монастыря, защищенному высокими земляными валами, подбежал пожилой мужчина.
— Я — Неделин, кассир банка, — произнес он дрожащим голосом, обращаясь к автоматчику, стоящему у ворот.
— Мне нужно срочно видеть полковника Лизавина.
— Нельзя! — прохрипел автоматчик.
— Поймите же, — молил мужчина, — У меня деньги в банке.
— Сказано — нельзя. Да и нет комдива-то. Он на КП.
Кассир растерянно оглянулся по сторонам. В этот момент в разрыв между валами въехала черная «эмка», вся в грязи, истерзанная осколками.
— Вот начальник штаба, поговорите с ним, — прохрипел автоматчик сорванным голосом.
Недели шагнул навстречу командиру в грязной шинели.
— Товарищ майор, у меня важное государственное дело, — начал он, и тут же на валу разорвался снаряд. Все — начальник штаба, автоматчик и кассир инстинктивно пригнулись. Вокруг забарабанили комья глины.
— Заходите, быстро! — скомандовал майор и скрылся за дверью бывшей монастырской сторожки.
Неделин последовал за ним.
— Ну, что у вас?
— Товарищ командир, у меня в банке большие ценности, много денег, — прошептал кассир, умоляюще глядя на майора.
— Какие еще ценности? Ведь был приказ — все отправить в тыл!
— Мы не ожидали, что фронт приблизится к городу так быстро. Нам понадобилось время, работали всю ночью. Теперь ценности подсчитаны и упакованы. Их должны были отправить завтра.
— Может, подождете в городе? Что за ценности? — Начштаба нетерцеливо поглядывал на карту, которая лежала на столе.
— Никак нельзя, товарищ командир. К нам доставили деньги и ценности из Клина, большие суммы из Калинина. Да и у нас скопилось немало.
— Вы хотите сказать, что все это находится у вас в банке, прямо сейчас? — удивленно спросил майор.