Дмитровское шоссе
Шрифт:
— Да, сорок два миллиона ассигнациями, золото и серебро, финансовая документация.
— Черт бы вас побрал! — вспылил начштаба. На его измученном, заросшем светлой бородкой лице отразилось отчаяние. — Ну как же вы могли… — Он отвернулся и беспомощно, по-детски, махнул рукой. — А впрочем…
Майор снял трубку полевого телефона и крутанул ручку.
— Это ты, Савчук? Где сейчас комендантская полуторка? На месте? Что значит нет шофера? И бензина нет? Заправь чем хочешь и найди водителя. И мигом ко мне. Ясно?
— Садитесь и ждите, — сказал начальник штаба, дав отбой. — Может быть, вам повезет. У нас есть полуторка военной комендатуры. Ее только что отремонтировали —
Бензин нашелся и начальник штаба вздохнул с облегчением.
— Берите машину, товарищ кассир, забирайте свои ценности — и в путь. Только услуга за услугу — в госпитале на Вокзальной улице заберете раненого командира роты, моего друга. До Москвы вы его, скорее всего не довезете — у него тяжелое осколочное ранение в живот — но все-таки попробуйте. Здесь-то он наверняка умрет. Счастливого пути.
В два часа пополудни полуторка выехала из Дмитрова, пересекла колею железной дороги и направилась к Москве. В кузове на матрасе лежал командир, завернутый в одеяло. Он не приходил в сознание. Рядом, с винтовками в руках, сидели на полу грузовика два раненых красноармейца. Они были ходячими и Неделин упросил главврача отпустить их в качестве охраны. Остальное место занимали четыре брезентовых мешка, доверху набитых пачками денег, три небольших, но весьма тяжелых мешочка, которые кассир с трудом, по одному, забросил в кузов, и деревянный ящик с документами. Сам Неделин сел в кабину и положил к ногам небольшой металлический ящик с висячим замком. Судя по тому с каким трудом кассир забирался на высокую подножку грузовика, ящик был очень тяжелым.
Артиллерийский обстрел начался уже в Яхроме — здесь фронт проходил совсем недалеко от шоссе. Потом дорога начала удаляться от передовой, а в районе Икши вообще было тихо — здесь шоссе было укрыто высоким откосом и лесом. Но у въезда в Ларево полуторку остановили.
— Дальше деревни ехать нельзя, — сказал молоденький командир в очках, забрызганных грязью. — Наши окопы вон там, за полем, у железной дороги. Шоссе простреливается пулеметным огнем. Но и здесь стоять опасно. Поезжайте вперед — сразу за деревней будет мостик. Там свернете в лес и дождетесь темноты.
Полуторка проехала по мостику через узкую речку и затем свернула в лес по едва заметной грунтовой дороге. Заднее колесо попало в глубокую выбоину и машину тряхнуло. Раненый командир застонал. Через сотню метров дорога кончилась и машина остановилась.
Прошел час. Издалека доносились звуки артиллерийской стрельбы.
— Значит, так, — сказал кассир, открывая дверцу. Он спрыгнул на землю и с трудом поднял стоявший у его ног тяжелый железный ящик. — Слушай, парень, — обратился он к шоферу, — у тебя есть лопата?
— Есть. — Мальчишка-водитель встал на заднее колесо и достал лопату.
— Тогда пошли.
Шагов через двадцать они остановились на вершине небольшого холмика. Кассир бережно опустил на землю тяжелый железный ящик и с облегчением выпрямился.
— Копай вот здесь, а я принесу мешки.
— Сколько копать-то?
— Ну, метр в глубину и столько же по сторонам.
Трудно было пробить слой замерзшего грунта, затем копать стало легче. Скоро яма была готова. Неделин опустил на дно, где уже начала скапливаться вода, металлический ящик и бросил следом три мешочка, внутри которых что-то звякнуло.
— Тебя как звать? — спросил Неделин.
— Сашкой.
— Засыпай яму, Сашка. И запомни это место. Деревня Ларево, направо за мостиком, метров сто. Если со мной что случится, передай командиру. Здесь золото и серебро.
Когда водитель засыпал яму, Неделин тщательно укрыл ее срезанным дерном.
— А мешки с деньгами? — спросил мальчишка.
— Такую яму нам с тобой не осилить. Поехали, нечего ждать.
Через десять минут на самой вершине Сухаревского подъема в грузовик попал фугасный снаряд из 155-миллиметрового немецкого орудия. Командир батареи, расположенной в Белом Расте — если по прямой, то километрах в девяти, — увидел в бинокль церковь, стоящую на возвышенности, господствующей над окружающей местностью. Он решил, что там наблюдательный пункт русских и обстрелял ее. На таком расстоянии немецкий офицер с трудом различал очертания церкви — тем более что начало темнеть — и уж никак не мог видеть грузовик, медленно ползущий по крутому подъему. И все-таки выстрел оказался поразительно точным. Снаряд миновал церковь всего на двести метров и попал в кабину полуторки. Мощный взрыв разметал вокруг тела погибших и части машины. Бумажные ассигнации усеяли землю на десятки метров вокруг, и ветер понес их вдаль.
Дмитровское шоссе, осень 1978 года
Этот день, двадцать пятое октября 1978 года запомнится многим, подумал Олег Степанович. Когда он приехал в институт, еще не было десяти, шел легкий дождь, и ничто не предвещало смены погоды. Уж во всяком случае никто не ожидал такого гололеда. А вот теперь Олег Степанович сидел за рулем своей «шестерки» и в который раз благославлял проявленную им предусмотрительность. Всего месяц назад, когда он приехал на Варшавку чтобы пройти ТО-2, - это полагалось делать после первых десяти тысяч километров пробега, — к нему подошел какой-то мужик и предложил комплект «Снежинок». Олег Степанович давно мечтал о зимних покрышках и не стал торговаться.
— Сколько за все пять? — спросил он и, услышав «пятьсот», тут же достал из кармана бумажник. Впрочем, перед тем как расстаться с деньгами, он тщательно осмотрел каждую покрышку. А неделю спустя Олег Степанович отвез покрышки на Новодачную — если ехать по Дмитровскому шоссе из Москвы, то налево у памятника матросу Железняку — и там на них поставили великолепные шведские шипы.
— Будешь доволен, хозяин, — сказал Олегу Степановичу кустарь-пропойца. — Придется резко затормозить — на льду останутся царапины от таких шипов.
И вот 22 октября, в воскресенье, Олег Степанович вспомнил что на среду назначено отчетно-выборное партийное собрание. Обычно в парткоме его считали потерянным человеком и не слишком настаивали на появлении Олега Степановича на партийных собраниях. Более того, предпочитали чтобы он на них отсутствовал — однажды он взял слово и начал резко критиковать поведение некоторых партийных руководителей. Но раз в год на отчетное собрание приходили представители райкома, горкома и сотрудники отдела науки ЦК КПСС — институт считался идеологическим и почти все сотрудники были членами партии. Тогда партком начинал зверствовать и требовалась явка каждого коммуниста — если только он не был серьезно болен. Олег Степанович вспомнил о собрании и поморщился — не только из-за того что придется напрасно потратить пять или шесть часов, переливая из пустого в порожнее, сидя в душном зале, но еще и потому что возвращаться на дачу предстоит поздно вечером, а он плохо видел в темноте. Именно в эту минуту Олег Степанович решил поставить на машину комплект новой шипованной резины. А теперь он не мог не восторгаться своей предусмотрительностью.