Днем с огнем
Шрифт:
— Если будет звонок — буди, — повторил я указание и с чувством выполненного долга завалился спать.
Мне снилось, что я — искра. Я пробегал по старому, сухому, чем-то вымазанному бревну. Я тлел. Тлел, покуда не услыхал зов: тогда я с гулом рванулся к перегородкам, к стропилам, в стороны и ввысь. Я мягко, неотвратимо шел дальше, я ширился, наращивал мощь. Я был аккуратен: зов просил пощадить живых, просил забрать лишь то, что должно.
Я возносился зарницами, я обнимал все здание, мои хвосты изгибались
Зов вывел меня в зал, к блескучему провалу в нечто чуждое, мерзкое, липкое.
— За-берите-берите-берите! — лился шепот: мне слышались в нем миазмы и хлюпанье скверны. — У-несите-несите-несите!
Я слышал, как стыла в венах людишек кровь, как тряслись их поджилки. У них не было сил противостоять истекающей ужасом пагубе: выламывая ногти, окровавленными пальцами они скребли, царапали раму, они задыхались и тлели одеждами, но продолжали попытки содрать со стены осклизлую мерзость.
— Остановитесь! — прокричал тот, кого я тронуть не смел. — Прочь! Повелеваю разойтись немедля! Ваши жизни дороже зеркала.
Шепот тек, не переставая. Заползая в уши, в ноздри, в души чавкающим холодом. Его питали кровавые разводы поверх отражений подчиненных людишек, питал их страх. Их глаза были мокры от слез, лица черны от гари.
Звон. Треск, бульканье.
— А-а-а-а-а! — отчаянье и ненависть.
Осколки зеркального провала, что разлетелся вдребезги, осыпались у ног разбившего его. Как змеи, они ползли: уколоть, покорить, отравить.
— Мы уходим. Гори!
Вся мощь, что я сдерживал, прорвалась, пронеслась пламенеющим валом по залу. Я был красив и величествен, я несся на пламенных крыльях, я очищал.
Я был — пожар.
— Плохо, — встопорщились усы манула. — Где-то я ошибся.
Я проснулся рывком: сознание еще не до конца переключилось, часть меня с ликованием пожирала ткани и перегородки, сияла и пела в ночи, а другая, обыденно-скучная, утирала пот со лба.
Кошар сидел на подлокотнике дивана, что в расправленном виде служил мне кроватью, а в заправленном бывал едва ли чаще, чем никогда.
— Сон об огне? — вздохнул заревой батюшка. — После прудов к пламени обращался?
— О нем. Обращался. Дважды. Оба раза по язычку пламени вызвал, как на тренировке, — подтвердил я, окончательно вываливаясь в реальность с потными простынями.
Я встал, махом стянул постельное белье. Прямо на пол. Отворил окно и балконную дверь.
— Выходит, сдерживать и проявлять по капле не для тебя, — задумчиво водил глазами Кошар, сопровождая мои мельтешения по комнате. — Придется взять силу полным черпаком, покуда не прорвалась, не захлестнула. Только это не в дому делать следует. Снаружи риск лишних глаз… В загородное владение бы, о высоком заборе да в отдалении. Жаль, не до роскошеств…
— Почему же? — откликнулся я, надышавшись
Мы раньше там проводили все лето, я и ма. Па мотался между городом и "тремя соснами" — это на участке у нас растут три здоровые сосны, их не корчевали при постройке дома. Славно было…
— По уму, тебе б на седьмицу хотя бы оставить свой шалман. И заняться тем, что взаправду важно. Раз уж и условия, как обнаружилось, имеются.
— Хм, — я подобрал кучу белья с пола. — Два отгула могу взять. На следующие смены не выйдет, скорее всего, там выходные, а понедельник-вторник должны подписать. Махнем? Там и рыб найдется, куда пристроить.
Манул вальяжно кивнул.
Рассказал овиннику подробности сновидения, пока сооружал себе перекус: яичница, сосиски, крупно порубленные овощи — один фиг все в желудке перемешается. Уточнил момент "зова" — был ли снившийся мне пожар в реальности, и кто его звал? Такой же, как я?
— Град многажды вспыхивал. И опрометчиво думать, что памяти у огня нет: все имеет память. Зола помнит, как была костром. Пепел помнит, как был пожаром. Эта домина вспыхивала трижды: пустяшно и глупо человечишки безобразили. Ну да парадники не зазря поставлены, обходилось малым огоньком. А могло б — как в твоем сне. И позвать пламень можешь не только ты: тот же колдун справится. Не всяк мастак, но бывают, бывают. Но ты бы, Андрей, не за других радел, а за себя думал.
"Да, нянюшка", — удалось мне проглотить вместе с куском помидорки. Расту над собой: хамлю мысленно, кивая с умным видом собеседнику.
"Глухо, как в танке", — окинул я взглядом почти что пустой зал. Заметил у бара Пола, взгрустнул: стоило мне начать искать возможность пообщаться с Драганом, как он запропал. Я даже выловил Димку до смены, спросил про нашего серба. Тот окинул меня донельзя задумчивым взглядом, молча дошел до ямы (тумбы со всяким нужным, называемой "пит"), достал что-то белое. Вернулся, все так же молча вручил мне незапечатанный конверт.
— Э? — с глубокими чувством и смыслом спросил я.
— Драган домой улетел до конца июля. В отпуск. Сказал, чтобы тебе передали, если ты про него спросишь, — пит-босс сощурился. — Что за мутки?
— Сам не знаю, — пожал плечами. — Давно его не видел, подумал, кадровые перестановки.
Димон склонил голову, приподняв одну бровь выше другой.
— Ладно. Переодевайся.
Как гирю вместо форменной бабочки мне на шею повесил.
"Здухач гледа у вас", — размашистые черные буквы сложились в непонятное нечто. Я из сербского языка запомнил только "обозленный" — "popizdeo". И ведь не поленился кириллицей записать, а перевод мне с кого спрашивать? С Ненада? Тьфу-тьфу три раза, я лучше этим листком подотрусь, чем с хоббитом стану иметь дело.