Дневник, 1891 г.

ДНЕВНИК

1891

ПОДГОТОВКА ТЕКСТА И КОММЕНТАРИИ

А. С. ПЕТРОВСКОГО

[1891]

1. Января. Я[сная] П[оляна]. Приехал Количка. Всё такой же. Еще лучше. Ничего не писал в этот день.

2 Я. Я. П. 91. Приехала Соня, к[оторая] ездила крестить. Пришел Пастухов. — Много писем, к[оторые] надо ответить. 1) Панкову, 2) Попову, 3) Поше, 4) Чертк[ову] статью об искусстве, 5) Жиркевичу, 6) Калуженск[ому], 7, 8) шекерам. —

3 Я. Я. П. 91. Дурно спал. Почти не выходил. Два дня писал. Подвигаюсь, но не выбрался еще из церкви. Или не думаю, или забываю, чтo дума[л]. Был Давыд[ов].

4 Я. Я. П. 91. Если б[уду] ж[ив].

[5 января.] Вчера 4-е, писал

довольно много. Подвигаюсь медленно. — Вечером начал было писать об искусстве, но не запутался, а слишком глубоко запахал. Попробую еще. Говорил радостно с Количкой. Целый день метель.

5 Я. Я. П. 91. Встал позднее. Ходил. Всё молюсь так же, и всё холоднее и холоднее. Писал довольно много. Кончаю, кажется, о церкви. Ездил с Количкой к Булыгину, вернулся, тут Раевские. Теперь 11 часов. Они поехали на Козловку, а я пойду наверх и спать.

6 Я. Я. П. 91. Е. б. ж.

6-го Января. Ничего особенного. Писал об искусстве.1 Остановился. Сил мало. Приехал Булыгин. Хорошо.

7 Я. Я. П. 91. Почти не писал. Ходил навстречу.2

8 Я. Я. П. 91. Писал, поправляя старое. Вчера написал письма Попову, Панькову, Бирюк[ову], Страхову, Чертко[ву], Гольцеву. Нынче написал Хрипковой.

Записал: 1) Христианская истина открылась мне сознанием братства и моего удаления от него. Какая была радость и восторг и потребность осуществления!

2) Да, основная истина христианская есть сознание того, что жизнь эта плотская дана только для приобретения жизни истинной.

3) Любишь и радуешься. И стоит только подумать о том, как об тебе думают люди, чтобы любовь твоя перешла в злобу и радость в печаль.

4) Нынче 2-й раз думаю, молясь, о том, что сделать добро людям, т. е. увеличить любовь в них, нельзя без того, чтобы не увеличить любовь в себе, не вызвать умиления любви в себе, и наоборот — нельзя увеличить любовь в себе, не сделав поступк[ов] любви, не увеличив ее в людях. Думая это, я вовсе не думал о сущности жизни и о единстве ее во всех людях; а это более всего другого подтверждает, доказывает то, что то, чем мы живем, что и есть наша жизнь, одно во всех нас — любовь. Уменьшаясь или увеличиваясь в одном, она увеличивается во всех.

Что-то еще думал важное, хорошее, забыл. О детях и воспитании думаю чаще.

9 Я. Я. П. 91. Е. б. ж.

Нынче 15 Я. Я. П. 91. Все эти дни, за исключением одного, писал. Подвинулся несколько. Клобский был. Он хорош. Я мог, должен б[ы] б[ыть] лучше. Много думал об искусс[тве]. В мыслях подвинулось, но не на бумаге. — Думал: думать, что внешними условиями можно изменить свою жизнь, всё равно, что думать, как я бывало маленький, что, севши на палку и взяв ее за концы, я могу поднять себя.

Вегетарианск[ие] брошюры хорошие. Нынче писал письма Ч[ерткову], Лескову. — Тревожился тем, что С[оня] не дает права печатания моих сочинений, но когда вспомнил, что надо радоваться унижениям перед людьми — успокоился. Всё молюсь; не так действует, как прежде, но не могу оставить — нужно.

16 Я. Я. П. 91. Е. б. ж.

Нынче 25 Я. 91. Я. П. 9 дней не писал. Всё это время писал понемногу свою статью. Подвинулся. 6 глав, могу сказать, кончены. Два раза брался за науку и искусство, и всё перемарал, вновь написал и опять перемарал, и не могу сказать, чтобы подвинулся. — Два дня, вчера и нынче, ничего не писал. Читал за это время журналы, а главное Renan’a. Самоуверенность ученого непогрешимого поразительна. Между прочим: «la mort d’un Francais c’est un fait moral, celle d’un Cosaque n’est qu’un fait physiologique».3

Писал письма кое-кому, между проч[им] Хилкову и Количке. Был в Туле. Посетителей никого заметных не было. Сережа и Илюша. С Сережей всё так же тяжело. Он всё более и более удаляется с своей службой, к[оторая] представляется ему делом. Илья, к[оторого] я отвозил, сказал мне: за что ты так Сережу

преследуешь? — И эти слова его звучат мне беспрестанно укором, и я чувствую себя виноватым. Всё молюсь, но всё холоднее. Всё это последнее время нравственно отупел. Думал:

Кухаркин сын Кузька, ровесник Ванички, пришел к нему. В[аничка] так обрадовался, что стал целовать его руки. Так естественно радоваться всякому человеку при виде другого; естественно, увидав швейцара, отворившего дверь, так быть радым ему, чтобы целовать его руку.

Нынче, гуляя и думая о ворах, ясно представил себе, как вор, дожидаясь того, кого он хочет ограбить, и узнав, что он не поехал в этот день или поехал другой дорогой, сердится на него, считает себя им обиженным и с чувством сознания своей справедливости собирается за это отомстить ему. — И живо представив себе это, я стал думать о том, как бы я написал это, а потом стал думать, как бы хорошо писать4 роман de longue haleine,5 освещая его теперешним взглядом на вещи. И подумал, что я бы мог соединить в нем все свои замыслы, о неисполнении к[отор]ых я жалею, все, за исключением Алекс[андра] I и солдата: и разбойника, и Коневск[ую], и Отца Серг[ия], и даже переселенцев и Кр[ейцерову] Сонату,6 воспитание. И Миташу, и записки сумашедш[его], и нигилистов. И так мне весело, бодро стало. Но пришел домой, взялся за науку и иск[усство], помарал и запнулся. И целый день ничего не делал. Теперь 8-й час, иду наверх. Простительно, п[отому] ч[то] вчера б[ыло] сильное расстр[ойство] желудка.

26 Я. Я. П. 91. Ес. б. ж. Как бы я б[ыл] счастл[ив], если бы записал завтра, ч[то] начал большую худож[ественную] работу. — Да, начать теперь и написать роман имело бы такой смысл. Первые, прежние мои романы б[ыли] бессознательное творчество. С Анны Кар[ениной], кажется больше 10 лет, я расчленял, разделял, анализировал; теперь я знаю чтo чтo7 и могу все смешать опять и работать в этом смешанном. Помоги, Отец.

Нынче 6 Февраля 1891. Почти две недели не писал здесь, да и вообще не писал. Копался в статье о непротивлении и больше портил и путал, чем подвигался. Были за это время Стахович, с к[оторым] мне б[ыло] очень хорошо, и Дун[аев] с Алмаз[овым], с к[оторыми] б[ыло] неловко почему-то. Молюсь машинально. Мало думаю. Не живу. Желаю смерти — не страстно , но спокойно. И знаю, что это дурно. Написал письма: в Лонд[он] Камбелю ответы на вопросы, двум шекерам, Страхову, Лёве. — С С[оней] любовно. Как хорошо. —

7 Февр. 91. Если б[уду] жив.

[11 февраля]. Опять прошло 5 дней. Нынче 11. — Вчера писал о науке и искусстве. Мало подвинулся; но всё ясно. Нет энергии. За эти дни были всё статьи в газетах ругательные. О послесл[овии] Сув[орина]. О Пл[одах] Пр[освещения] в Берлине, что я враг науки. Тоже у Бекетова. И вчера coup de grace8 — тем более, что я был не в духе (и как я рад этому! ) — в Open Court статья о Бутсе и обо мне, как об образцах фарисейства — говорить одно, а делать другое — говорить, что отдать всё нищим, а самому увеличивать именье продажей этой самой проповеди. И ссылаться на жену. Как Адам — жена дала мне и я ел. Очень больно было, и теперь больно, когда пишу. Но не следует, чтоб б[ыло] больно, и могу стать в то положение, чтоб не б[ыло] больно; но очень трудно. Я фарисей: но не в том, в чем они упрекают меня. В этом я чист. И это-то учит меня. Но в том, что я, думая и утверждая, что я живу перед Богом, для добра, п[отому] ч[то] добро — добро, живу славой людской, до такой степени засорил душу славой людской, что не могу добраться до Бога. Я читаю газеты, журналы, отыскивая свое имя, я слышу разговор, жду, когда обо мне. Так засорил душу, что не могу докопаться до Бога, до жизни добра для добра. А надо. Я говорю каждый день: не хочу жить для похоти личной теперь, для славы людской здесь, а хочу жить для любви всегда и везде; а живу для похоти теперь и для славы здесь. —