Дневник – большое подспорье…
Шрифт:
28 октября 68, понедельник. Сегодня месяц, что я из больницы.
Дошли подробности ленинградского разбоя.
Уволен из Библиотеки Поэта (то-то рад Лесючевский!) – Орлов, И. В. Исакович и какая-то еще женщина на Бух. Увольняли их с треском и громом – предательствовал наш друг по делу Бродского, Толстиков. Какой-то болван за границей, мемуарист, написал где-то, что Гумилев был английским шпионом. Это – собачья чушь, потому что Гумилев – офицер, патриот, мог быть кем угодно, кроме шпиона. Но этой чуши пожелали поверить. А в книге, составленной Эткиндом – «Русские поэты-переводчики» – дан Гумилев, и в книге, составленной Орловым – «Поэзия ХХ века» – тоже есть Гумилев. Это названо идеологической диверсией; кроме того, Эткинд
Была подготовлена более мягкая резолюция: с выговорами, но Толстиков предложил увольнять.
С докладом о Библиотеке Поэта выступил известный ленинградский прохвост Выходцев [325] . Орлов искажал представление о советской поэзии, печатая Мандельштама, Цветаеву, Заболоцкого…
Словом мы снова погрузились во мрак средневековья.
4 ноября 68. Сегодня я узнала, что в редакции «Огонька» повесили портрет Сталина.
325
Выходцев Петр Созонтович (1923–1994), литературовед, критик, в 1962–1974 гг. был профессором и заведующим кафедрой советской литературы в Ленинградском университете.
12 ноября 68, вторник. В «Знамени» роман Чаковского во славу Сталина [326] . Он видите ли был противоречив… Этот плоский, совершенно элементарный палач.
Мне хотелось бы написать А. Б. Чаковскому такое письмо:
«До сих пор я думала, что самая гнусная профессия в мире – это быть палачом. Теперь я поняла, что есть еще более гнусная: быть защитником палача».
Перечитывала «По ком звонит колокол». Ах.
326
Роман А. Б. Чаковского «Блокада» печатался в журнале «Знамя» (1968. № 10–12).
А какая у него удача – Пиляр… Такой героини еще не было ни в одном романе.
А как верно у Хемингуэя – потому что так и в жизни – что людей поднимают на борьбу не рассуждения о крупной и мелкой буржуазии, какой писатель. Какой великий писатель. Каждому слову веришь. И этому мужеству, и этой любви, а ненависть к людям, которые могут отрезать девушке косы и засунуть их ей в рот. Нарушение нравственных норм.
Но, как мы знаем, побеждают фашизм только танки и самолеты иностранных государств. (Если иностранные войска сильны). Партизанская ярость народа – или декабристы – против фашизма бессильны.
А как написан Кольцов!
19 ноября 68, вторник. У меня была Нина Антоновна. Трудно было мне – она сидела до 2-х ч. ночи! Она привезла мои «Записки», которые я давно хотела ей дать и не давала из-за Виктора Ефимовича: А. А. последние годы его не любила, и я не хотела, чтобы он читал. Тем более, что он на пунинской стороне… Но Толя сказал мне, что Ардов в отъезде, и я поспешила дать «Записки» Нине Антоновне. Теперь она их вернула. Большие похвалы. Никаких замечаний (Правда, у нее нет памяти). Говорит она затрудненно, а все-таки рассказала кое-что интересное. Например, что в начале – или в середине? – 30-х годов она приехала в Ленинград и пришла к АА. У нее топилась печка, и на полу у печки сидел Пастернак. АА ушла к телефону. Пастернак сказал Нине Антоновне:
– Я решил здесь жить. Поселюсь здесь на полу, и никуда отсюда не уйду. Это мое настоящее место.
Я спросила у Нины Антоновны, как это случилось, что Ардов выступил в защиту Пуниных?
Она объяснила так: – Виктор очень
2 декабря 68, понедельник. Работаю. Книга движется. Параллельно дневнику рассматриваю один запутанный экземпляр «Поэмы», и это очень много дает для истории текста. Посылаю Жирмунскому.
Был Адмони.
Рассказал историю с Добиным. Бог знает что делается в моем Ленинграде! Вышла книга Добина [327] . Вероятно, она плохая. Это раскаявшийся рапповец, чья душа хочет омыться Ахматовой. Бог с ним. Так вот его книга, над которой он работал много лет, вышла. Он купил в Лавке Писателей 250 экз., привез домой, начал надписывать… На следующий день к нему на дом явилась зав. лавкой и заявила, что ей приказано отобрать все экземпляры обратно…
В книге перепечатываются 2 первых листа, где поминается Гумилев… Мания в действии.
327
Е. Добин. Поэзия Анны Ахматовой. Л.: Советский писатель, 1968.
28 декабря 68. От Жирмунского получила в подарок «День Поэзии» с 11 стихотворениями АА, которые откопал в старых журналах и опубликовал Орлов [328] . «Ни одно не осталось в сборнике»… Да, ни одно, потому что А. А. этого не хотела. И вот первое, что публикуется после ее смерти, это отвергнутые ею стихи. Тиражом в 50 тысяч экз.
17 января 69, пятница. Событие: позвонил из Ленинграда Друян, что высылает сверку… Формулировка такая: «Как вы знаете, книга отложена на неопределенное время. Это значит – может быть, через год, а, может быть, и через 3 дня…»
328
Анна Ахматова. Одиннадцать стихотворений // День поэзии. Л., 1968, с. 179–183.
Теперь задача: не заболеть, не сорвать себе снова сон от ощущения спешки.
Я хочу, чтобы кроме меня, К. И. и Э. Г., прочли Ника и Мария Сергеевна.
Сверка моя сейчас у М. С. Петровых. Сама вызвалась прочесть. Я рада, послала ей. Мне еще нужны Ника и Толя. (Ника, пожалуй, нужней всех – ее здравая, ясная голова.)
30 января 69. Что еще давит и не дает как следует взяться за труд – это сверка. Я прочла ее быстро, в 3 дня, преодолевая – и скрывая – легкий грипп. Затем отдала Марии Сергеевне – ее понимание и знания нужны. Заболела Ариша [329] . Потом она сама. Я (с помощью Саши, денег, такси) перебросила ее Нике, – которая тоже больна и не то ходит, не то не ходит, не то читает, не то не читает. Затем нужен Толя, который тоже болен. И сейчас все мои силы уходят на то, чтобы не заболеть и ничем не быть выбитой в ту минуту – когда дело дойдет до решений.
329
Дочь М. С. Петровых Арина Витальевна Головачева.
Главное, что там трудно решить – это врезка и даты.
Написала я неделю назад и срочно послала Жирмунскому вопрос о некоторых сомнительных датах. Кроме того, послала новые страницы Дневника.
2 февраля 69, воскресенье. Вчера я выдержала большой физический экзамен и пережила то чувство умиления и братства, которое я так люблю.
Я поехала к Нике, и мы шесть часов, с перерывом в 20 минут, без отвлечений и разговоров, работали над сверкой.