Дневник – большое подспорье…
Шрифт:
Ведь это ложь.
Вот и выходит, что он протестует не против увольнения из журнала его ближайших сотрудников, а только против печатания за границей.
Говорят, его обманули: когда он писал письмо (4-го) ему обещали напечатать этот кусок в газете. Но что же он – маленький, не знает, с каким жульем имеет дело?
Что ему теперь остается? Запить? Пулю в лоб? Не политиканствуй.
Я презираю «Грани», но первый мой гнев против наших негодяев, которые не печатают Солженицына, Твардовского и десятки других. Против «Граней» – гнев № 2. (Впрочем, они – наш же псевдоним).
И сразу чистота моего сочувствия замутилась… Недаром, недаром не показал он нашему другу свое письмо, когда тот попросил («Дома оставил»). Вот они и квиты – непоказыванием писем [354] .
20 февраля 70,
В «Новом Мире» трагикомическая пауза. Редколлегия уже разогнана: Лакшин и Кондратович работают уже в других местах. Новая редколлегия не пришла: Косолапов [355] вдруг взволновался, что ему дают изобличенного вора Большова и подонка из подонков Овчаренко. И не идет сменять Твардовского, хотя отставка Твардовского уже принята Секретариатом, а Брежнев не заступился. Твардовский и весь аппарат целыми днями сидят в журнале, ожидая смены. Авторы ходят туда – сначала ходили выражать сочувствие, теперь уже стало немного смешно и выпивают в буфете. Твардовский часами сидит один, ожидая Косолапова.
354
Твардовский был обижен на Солженицына за то, что Александр Исаевич не показал ему свое «Открытое письмо Секретариату Союза писателей РСФСР» от 12 ноября 1969 г., написанное после того, как в начале ноября его исключили из Союза (это письмо см.: А. Солженицын. Бодался теленок с дубом. М.: Согласие, 1996. Приложение 13. с. 628–629).
355
Косолапов Валерий Алексеевич (1910–1982), новый главный редактор «Нового мира», назначенный вместо Твардовского.
24 февраля 70, суббота. С «Новым Миром» кончено. Твардовский, некогда назначенный секретариатом ЦК, требовал решения не только секретариата Союза Писателей, но и ЦК. И до тех пор не уходил, а ежедневно – уже отставленный – являлся на работу. Теперь состоялось уже и решение секретариата ЦК – и в пятницу он в последний раз был в редакции и там состоялась «отвальная».
Сколько людей остались без хлеба (внутренние рецензии) и без единственной возможности напечататься. И вся интеллигентная интеллигенция – без журнала.
5 марта 70, Переделкино. И после отвальной Александр Трифонович все продолжал и продолжал ходить в «Новый Мир» и ждать смены.
Наконец, в понедельник они пришли.
А. Т. согласился принять только верховного, сказав про остальных, что он не намерен расширять круг своих знакомств. И сдал ему дела.
7 марта 70. Прекрасно работает Фина. Переписывает сейчас дедовы письма. Кому еще я могла бы это доверить? Беда только в том, что она более всего хочет для меня и менее всего для учения. Я понимаю, что у меня она может научиться большему, чем в Университете – но ведь необходимо «кончить», «иметь диплом».
1 апреля 70, среда. День рождения деда без деда.
Прошел Съезд [356] .
И опять загадка – Твардовский. Почему-то и он на Съезде. Ну, пакостное письмо он тогда написал, чтобы спасти свой «Современник» [357] . А это – для чего?
Непонятны мне новомирцы. Я бы хотела демонстрировать поддержку их позиции, но я не могу поддерживать то, чего нет.
356
Упомянут III съезд писателей РСФСР.
357
«Новый мир» при А. Т. Твардовском сравнивали с некрасовским «Современником».
5 апреля 70, суббота. Переделкино. Наверное в душе совершается многое – и при том основное – без нашего участия. «Рана заживает изнутри» – так, кажется, у Толстого сказано… Сужу по тому, что я сегодня приехала сюда, запасшись ключами от верха, и впервые была в обеих дедовых комнатах, была у него в кабинете, и на балконе, и трогала коробочки и книги у него на столе, и лампу, и льва, и паровоз, и индейский наряд, и Чудо-дерево.
Я отодвинула камень от его двери – сколько раз я делала это движение ногой! – и вышла на балкон. Он бы уже сидел там на солнышке, держа в руке дощечку, укутанный в плед.
Так все как будто на месте, будто при нем – но не совсем. На столике возле тахты не стоят: термос, кружечки, чашечки. На балконе, в застекленном отсеке, тоже не так, как при нем. Но это мелочи, пожалуй.
Работаю я весьма плохо.
Один камень свалился с плеч – «Новый Мир», сознание, будто я что-то должна сделать в поддержку, взять демонстративно дедову статью и пр. Нет. Нельзя поддерживать позицию людей, у которых нет позиции. Твардовский ходит на Съезд и снимается рядом с Прокофьевым… У дам позиция чисто обывательская. Поддерживать нечего, некого. Лакшин остается талантливым, умным – как и Твардовский – но для них главное не то, что для меня. Дай им Бог здоровья, пусть живут дальше, не теряя ума и таланта.
Да, еще о Дмитрии Сергеевиче: [358] он сказал, что он последователь Федорова [359] , что он считает главной задачей человечества: воскрешать людей и времена. Это очень мне близко; да, это главное дело искусства и истории.
Я должна воскресить АА и молодого деда… Хотя бы отчасти. Но у меня нету не только такого таланта, а и такой воли как у классика; безделица выбивает меня из рабочего седла. И нету помощников, кроме Фины, которую я люблю с каждым днем все больше, которая хочет помогать и во многом помогает, но многого и не умеет сама.
358
Речь идет о Д. С. Лихачеве.
359
Речь идет о «Философии общего дела» (Т. 1, 1906; Т. 2, 1913) русского философа Николая Федоровича Федорова (1829–1903). Фёдоров ставил целью «всеобщее возвращение жизни, всеобщее воскрешение» всех наших предков, всех когда-либо живших людей. Всякий человек живёт за счёт смерти своих предков, живёт, вытесняя их, и это делает каждое поколение виновным в смерти предшествующего, делает нас преступными; этот счёт должен быть оплачен.
31/V. Отправлен насильно в сумасшедший дом Жорес Медведев [360] .
Я его не видела и не читала. Но знаю, что он действовал во всех своих поступках и писаниях с самым дотошным соблюдением законов.
Цветущий, здоровый, без малейших психических отклонений.
Какое злодейство!
Перечитываю Дневники, статьи и письма Блока и, как всегда, не могу оторваться. Даже в изуродованном виде (Орлов здорово постарался, выпрямив путь Блока в революции и отрезав предсмертное зрение) – даже в оскопленном виде эта проза пронзает. АА говорила: «из Дневника видно, что Блок не любил людей». Да, не любил, он любил избирательно – и как это близко мне! Он мучился пошлостью, грубостью, хамством, как и обречен мучиться поэт «дитя любви и света» [361] . Он ненавидел буржуа, да что же в самом деле может быть мерзее буржуа? Он совершенно не угадывал будущего – но кто же его предвидел? Когда он понял свою ошибку, он умер.
360
Жорес Александрович Медведев написал одну из первых книг о деле академика Н. И. Вавилова. Книга под первоначальным названием «Биологическая наука и культ личности» широко ходила в Самиздате.
361
Слова А. Блока из стихотворения «О, я хочу безумно жить…» (1914).
Вычитала у Блока:
«Волею судьбы (не своей слабой силой) я художник, то есть свидетель» [362] .
11 июня 70, четверг. Жирмунский – рассуждения о перспективах выхода ахматовских книг. Полон энергии, трудолюбия и соображений. А у меня попросту сердце болит за АА.
Причина остановки, запрещения Лениздатской книги остается тайной. Но Виктор Максимович думает, что причина – не я.
362
Александр Блок. Дневник. Запись от 14 апреля 1917 г.