Дневник чайного мастера
Шрифт:
Тут я испугалась, что родители услышат мое громкое дыхание.
— Возможно, тебе все это кажется бессмыслицей, конечно, ты же не мастер чайной церемонии, — отчеканил отец. — Есть непостижимые и недостижимые вещи — такие, как вода, а она, ты хорошо это знаешь, не принадлежит никому. И даже военные не имеют на нее никакого права. Так что мы просто обязаны сохранить тайну.
Тишина протянулась сквозь сгустившийся мрак, легла между ними и мной, стоявшей по другую сторону двери. И когда мама заговорила вновь, ее голос звучал все также кристально чисто:
— Если вода никому не принадлежит, какое ты имеешь право делать
Он не ответил. Я услышала мамины шаги и бросилась обратно к транслятору. Она вышла из кухни, увидела меня и остановилась.
— Я просто хотела прочитать сообщение и новости, — сказала я и, не оборачиваясь, ушла в комнату. Солнце по-прежнему висело на дымчатом небе в окружении лохмотьев света. Только я забралась в постель, как в коридоре скрипнули половицы и в дверь постучали. На пороге, вопросительно глядя на меня, стояла мама: я кивнула, и она вошла.
— Нориа, тебе не стоит притворяться, будто ты ничего не слышала, — сказала она, вздохнув устало. — Наверное, нам давно стоило поговорить с тобой об этом. Знаешь, о чем мы говорили, ведь так? — Она вытащила табурет из-под стола и села.
— Вы говорили о сокровенном источнике, — ответила я.
Мама кивнула:
— Времена становятся все тяжелее, но что бы ни случилось, каких бы решений мы с отцом ни принимали, ты должна запомнить раз и навсегда: все делается тебе во благо.
Я не смотрела на нее, делая вид, что ищу в книге место, на котором остановилась. Страницы казались ужасно тяжелыми, они не хотели переворачиваться у меня в руках.
— А что, если нам перебраться в город? Как тебе, скажем, Новый Петербург, или Мос-Куа, или Синджинь?
Я подумала о двух городах, где мне приходилось бывать, — Куолоярви на востоке и Куусамо на юге. Какое это было удовольствие ходить по запруженным людьми улицам посреди огромных зданий с крышами из солнечных панелей, где верхние этажи были полностью переустроены под гигантские фонари с прозрачными стенами и теплицами внутри. Я пребывала в полном очаровании от множества ларьков на узких улочках, в них продавались всякая чудная еда и напитки — их терпкий и порой неприятный запах можно было уловить за много кварталов. С мамой мы зашли в датский квартал Куусамо и купили домой в качестве гостинцев кучу разноцветных пакетиков со сладостями. А еще отец повел нас в дорогой ресторан — я как раз окончила школу, — где подавали природную воду из разных уголков мира.
Конечно, такое хотелось увидеть заново, но потом мне вспомнились все эти высокие стены, пункты контроля, отделявшие улицы, всегдашних военных и комендантский час. Вспомнились и усталость, охватившая меня уже через два дня, и желание вырваться из толпы, и тоска по просторам, тишине и одиночеству. Конечно, побывать в городе было бы здорово, но жить там — никогда!
— Не знаю, — ответила я.
Мама пристально посмотрела на меня:
— А что, если ты не будешь чайным мастером? Пошла бы учить языки или математику или стала бы моим ассистентом.
Признаться, вопрос меня несколько озадачил, и я ответила:
— Чайная церемония мне знакома до мелочей, я училась этому всю свою жизнь. А чем еще я могу заниматься?
Мама долго молчала, но было
— Знаешь, в деревне есть один дом, помеченный знаком аквапреступления.
— А, синий круг? И что с того? — Она вздрогнула, как вздрагивают от страха.
— Что стало с жителями? — спросила я.
Мама посмотрела на меня, словно подыскивая слова:
— Никто не знает.
Она подошла ко мне и взяла за руку.
— Нориа, золотце мое, — сказала она и замолчала, будто решила не говорить то, что собиралась, потом погладила по голове и продолжила: — Я надеюсь… мы хотели для тебя другого будущего. Попробуй уснуть. Утро вечера мудренее.
— Доброй ночи, — пожелала я ей.
— Доброй ночи, Нориа, — ответила она, едва улыбнувшись.
Мама ушла, а я поднялась с постели и взяла с нижней полки стеллажа небольшой деревянный ящик. Через тонкий слой лака ощущались все неровности поверхности. Я повернула ключ в замке и подняла крышку.
В ней я прятала свою коллекцию найденных на свалке предметов архемира. Сверху лежали разноцветные отполированные камни и маленький кривой ключ с почти стершимися зубцами, затем три пластиковых прямоугольника с зубчатыми колесиками посередине и надписью «TDK». Они были обломаны по углам, изнутри торчала тонкая черная пленка. Мне всегда нравилось вытягивать изнутри TDK пленку и держать ее в руках — легкую и гладкую, точно волос, точно воздух или вода. Не знаю, зачем Санья просила взять «все свои TDK»! Никто из нас не имел ни малейшего представления о том, что это такое, для чего они служили в архемире, но я все равно хранила их — просто так, чтобы иногда потрогать черную поверхность пленки.
На дне ящичка поблескивал тонкий серебристый диск. В один из походов на свалку я прихватила его с собой, просто потому что он мне понравился. Я взяла его в руки, чтобы еще раз доставить себе удовольствие. В его блестящей поверхности, лишь немного поцарапанной, можно было разглядеть свое отражение, а когда на нее падал свет от фонаря, то она начинала играть всеми цветами радуги. На обратной матовой стороне виднелись остатки какого-то текста и непонятные буквы: СОМ СТ DISC.
Все завтра, а сейчас я убрала диск и TDK обратно, закрыла ящичек на ключ и сунула его в сумку дожидаться утра. И закрыла глаза, и увидела расстояние, отделявшее наш дом от того другого дома, с облупившейся краской. Синий круг на его двери смотрел в ночь недреманным оком — настолько пристальным, что оно могло пронзить насквозь. Расстояние было невелико, и, если смотреть долго, оно начнет сокращаться, пока дверь не окажется совсем рядом и можно будет услышать шаги внутри дома.
Или тишину.
Я свернула этот мысленный образ и попыталась забыть его, понимая, что это ненадолго.
Глава 5
На следующий день я въехала на солнцевеле во двор дома, где жила Санья. Ее мама Кира отрезала тяжелые от спелых семечек головки подсолнечника и бросала в здоровенную корзину. Младшая сестра Минья сидела на земле и пыталась заставить плоский камень удержаться на пирамидке из трех деревяшек. На ее голове болталась слишком большая старая москитная сетка, камень не хотел держаться и все время падал.