Дневник чайного мастера
Шрифт:
Поприветствовав гостя, отец удалился в боковую комнату и скоро вернулся с наполненным водой котелком и поставил его в специальное углубление в полу прямо поверх сухого торфа. Вскоре огонь запылал. Я слушала шуршание одежды отца — он опять ушел в боковую комнату и вернулся с деревянным чайным подносом, на котором стояли две чашки и два чайника — большой металлический и маленький глиняный. Он поставил поднос на пол рядом с очагом и уселся так, чтобы видеть воду в котелке. Я знала, что майор Болин любит зеленый чай, а для него вода не должна быть слишком горячей.
«Когда ты насчитаешь десять маленьких
Вода нагрелась до нужной температуры, и отец перелил ее в большой чайник. В детстве мне часто приходилось следить за его движениями, потом я бесконечно повторяла их перед зеркалом, пока не начинали болеть спина, шея и руки. Однако у меня совсем не получалось двигаться так же плавно — словно дерево на ветру, как и он, — я казалась себе неуклюжей.
«Ты пытаешься просто копировать, — сказал мне тогда отец, — а поток должен исходить изнутри, безостановочно течь сквозь тебя, подобно дыханию или жизни».
Только когда я начала размышлять о воде, я поняла, что он имел в виду.
У воды нет ни начала, ни конца, как нет их в движениях чайного мастера, когда тот готовит чай. Каждое мгновение тишины, каждая остановка — это часть потока, и, если кажется, что движение вдруг замерло, это означает, что человеческие чувства просто не в силах зафиксировать происходящее. Поток разрастается, утихает и изменяется, точно вода в котелке, точно сама жизнь.
Когда я поняла это, мои движения перестали быть суетливыми и неловкими, они стали рождаться где-то глубоко внутри меня.
Отец перелил воду из большого чайника в маленький, где уже лежали чайные листья, и почти сразу же вылил слегка настоявшийся чай в чашки, чтобы согреть их. Затем он наполнил чайник заново и начал медленно выливать содержимое чашек на его бока, а тем временем листья внутри отдавали свой аромат. Фонари на потолке освещали растекавшуюся по подносу воду. С каждым вдохом я погружалась в чайную церемонию, ощущая все вокруг происходящее: желтоватые отблески на воде, сладковатый (так пахнет лужайка) аромат чая, неудобную складку на штанах, мокрый стук металлического чайника, когда отец опустил его на поднос. Все это растворилось, все это стало одним потоком, который дышит внутри меня, гонит кровь по жилам, связывает с секундами бытия… И вот уже не я дышу, а сама жизнь дышит сквозь меня, соединяя небо надо мной и землю подо мной.
И тогда поток воды прервался.
— Кое-кто посчитал бы такое использование воды излишеством, — неожиданно произнес командор Таро. — Нынче считается большой редкостью, чтобы у кого-то была возможность провести чайную церемонию по всем правилам.
Его голос оказался на удивление низким и мягким, так что было трудно представить его командующим парадом.
Не глядя на отца, я почувствовала, как он застыл на месте, словно на него накинули невидимую сеть. Одним из неписаных законов чайной церемонии было, что беседа во время нее должна ограничиваться замечаниями об особенностях воды и чая, о ежегодном урожае на орошаемых землях, о происхождении чайной утвари и ее особенностях или об обстановке чайной комнаты. И никаких разговоров на личные темы, а критические замечания вообще запрещены.
Майор Болин вздрогнул, словно ему под мундир
— Позвольте, Таро, я вам уже говорил, что мастер Кайтио — лучший в своей профессии, он хранитель традиции, и нам оказана большая честь участвовать в ней, — сказал он, не оборачиваясь к Таро и глядя отцу в глаза.
— Понимаю, — ответил Таро, — но я не могу не выразить своего удивления в связи с тем, что у живущего далеко в провинции чайного мастера есть возможность настолько безоглядно расходовать воду. Да, кстати, майор Болин, занятие традиционной чайной церемонией приравнивается к знахарству, к давно отринутым пережиткам архемира. А значит, было бы безумием утверждать, что сохранение традиций требует столь большой траты воды.
Лицо отца застыло, словно кора земли, скрывающая под собой мощные потоки воды. Наконец он произнес тихим голосом:
— Господин Таро, смею вас уверить, что провожу чайную церемонию так, как до меня ее проводили десять поколений чайных мастеров, проживавших в этом доме. С тех пор ни одна деталь не претерпела изменения.
— Ни одна деталь? — спросил Таро. — Неужели мастера чайной церемонии и раньше принимали женщин в свои ученики?
С этими словами он кивнул в мою сторону, и я почувствовала, как к лицу прилила кровь, — такое случалось всякий раз, когда я становилась объектом внимания гостей.
— Отцы всегда передавали свое умение детям. Моя дочь станет искусным чайным мастером, достойным отцовской гордости, — произнес отец. — Нориа, подай, пожалуйста, сладости к первому чаю.
Первая чашечка настоявшегося чая — первый чай — считается самой важной частью церемонии, и во время нее любая неподходящая беседа воспринимается как оскорбление по отношению не только к чайному мастеру, но и к другим гостям. Таро молчал, когда я подала печенье на подносе из морской травы, приготовленное поутру из меда и амаранта.
Отец невозмутимо разлил гостям чай и предложил сначала майору Болину. Он долго вдыхал аромат, затем пригубил и, чтобы полностью ощутить его вкус, закрыл глаза. Командор Таро поднес чашку ко рту, выпил большой глоток и поднял глаза: на его лице появилась многозначительная улыбка.
— Болин прав. Ваше умение поражает, мастер Кайтио. Даже столичные мастера чайной церемонии, которым армия Нового Киана поставляет природную воду из-за города, не умеют готовить столь чистый по вкусу напиток. Если бы я не знал подробностей, то предположил бы, что этот чай приготовлен на ключевой воде, а не на очищенной соленой.
Мне показалось, что воздух в комнате не дрогнул, когда отец опустил поднос, и что у меня под сердцем шелохнулось что-то холодное и тяжелое. Я подумала о стремительной воде, скрытой в глубинах сопки.
Я не знаю, кто он или какова истинная цель его визита, но мне показалось, что там, где недавно прошел этот человек, где стерлись камни тропинки и шелохнулись травинки настолько незаметно, что это почувствовал только воздух, — там худая темная фигура незнакомца приноровила свои шаги к его шагам и пришла за ним прямо к крыльцу чайного домика. Она была терпеливой и неутомимой, и мне вовсе не хотелось отодвигать дверь, чтобы увидеть, как она ждет под деревьями или около каменной чаши у входа. Не знаю, почувствовал ли отец то же самое — его мысли прочитать было невозможно.