Дневник его любовницы, или Дети лета
Шрифт:
– А вы бы позволили? – спросил я.
Собеседник поперхнулся.
– Не знаю, – ответил он неуверенно. – Обычно не позволяю. Но, возможно, в этом случае сделал бы исключение.
Он немного подумал и спросил:
– А документы в ее номере нашли?
– Не знаю, – ответил я.
– Чудеса, – пробормотал Игорь Дмитриевич.
Я тяжело вздохнул.
– Ну, что ж, спасибо вам за помощь.
– Не за что, – ответил собеседник, но я понял, что он думает совсем о другом. О тех самых документах, которые, возможно, увезла с собой его бывшая подчиненная.
– Всего
И отключил телефон.
Остаток дня я провел, сидя у камина. Мне все время казалось, что кто-то стоит за моей спиной, и я время от времени резко оборачивался назад. Но кабинет был пуст, населявшие его призраки существовали только в моем больном воображении.
Я отправился спать очень рано. День выдался не то чтобы трудный, но какой-то изматывающий. Чрезвычайно изматывающий, несмотря на то, что я не написал ни одной страницы.
«Издатель меня в порошок сотрет», – подумал я мрачно. Именно подумал, а не сказал вслух. И ужасно обрадовался своей адекватности.
Я принял перед сном таблетку «донармила», попытался почитать какую-то книжку, валявшуюся на полу возле кровати, но скоро понял, что ничего не воспринимаю. Взгляд прилежно скользил по печатным строчкам, но мозг заблокировался пожарным занавесом и отказывался реагировать на внешние раздражители. Что ж, и так бывает.
Я отбросил книжку, выключил ночник и обхватил подушку двумя руками. Сплю я всегда на животе. Психологи говорят, что в такой позе обычно спят люди скрытные и не слишком коммуникабельные. Да, наверное, это моя краткая характеристика. Может, прав Егор и гороскопы вовсе не такая глупость, какой они мне кажутся? Не знаю.
Сон подкрался из-за угла, незаметно накрыл меня мягким, пуховым одеялом. Я провалился в глубокую черную яму и, падая, ненароком угодил в то место, которое греки именуют «подземным царством».
Передо мной простиралась широкая неподвижная река. Противоположный берег тонул в густом черном тумане, над рекой поднимался белесый мертвый пар. «Жуткое место», – подумал я, и невольно оглянулся, прикидывая, нельзя ли вернуться обратно.
Но вокруг, насколько хватало взгляда, меня окружали остроугольные неприветливые скалы, и найти в них лазейку, ведущую к миру живых, не было никакой возможности.
«Придется ждать перевозчика», – подумал я. Уселся на прибрежную гальку и принялся терпеливо ждать.
Перевозчик явился через некоторое время, которое я затруднился определить. Возможно, через десять минут, возможно, через час, возможно, через век. В этом месте время не имело никакого значения. Уже не имело значения.
Лодка материализовалась из белесого пара незаметно, словно соткалась из серых струек, поднимающихся над водой.
Я встал на ноги, отряхнул брюки и сощурил глаза, пытаясь разглядеть перевозчика. Кажется, греки называли его Хароном. Лодка приближалась ко мне совершенно беззвучно. Сквозь серый туман, стелившийся над рекой, проглянули темные доски, такие старые и гнилые, что было непонятно, как они еще держатся на воде. Из того же дерева, вероятно, был создан и корабль-призрак. «Летучий Голландец», обреченный вечно скитаться по морям и приносить
По моим рукам пробежали колючие холодные мурашки.
В лодке был только один пассажир. Сначала мне показалось, что это фигура мифического перевозчика Харона, переправляющего души умерших на берег, с которого нет возврата. Но затем я увидел, что в лодке находится человек, которого я меньше всего ожидал здесь увидеть.
Призрачная фигура, которую я видел, была женской.
Лодка приблизилась ко мне настолько, что я смог разглядеть не только ее силуэт, но и лицо, доселе скрытое широкополой шляпой. Женщина подняла голову, из-под вуали блеснули длинные, как у египтянки, глаза.
– Я жду, – сказал женщина, не разжимая губ. – Иди сюда.
И мертвое эхо подхватило ее слова.
Я вынырнул из сна, как из морской глубины, жадно хватая легкими воздух.
Минуту сидел на постели, пытаясь отдышаться. Сердце выбивало невероятной сложности ритмы, которые я никогда не смог бы повторить, на лбу выступила испарина.
Черт! Приснится же такое!
Я упал на подушку, не закрывая глаз. Вечером я не задернул штору, и луна светила в мое окно мертвым бледным светом.
Тихо. Страшно.
Некоторое время я пытался успокоиться и вернуть сон. Но сон, вспугнутый кошмаром, отлетел от моей постели, и поймать его в силки можно было только с помощью снотворного.
«Придется идти на кухню», – подумал я.
Машинально отметил, что именно подумал, а не произнес вслух, и снова похвалил тебя за адекватность.
Кряхтя, вылез из теплой постели и побрел вниз. Включил свет, открыл холодильник и достал с боковой полочки упаковку снотворного. Две таблетки за одну ночь – это, конечно, круто, но я должен выспаться. Должен хотя бы потому, что завтра мне предстоит наверстать все, что я не доработал в последнее время.
Я налил в стакан немного сока, кинув в рот прямоугольную маленькую пластинку и запил ее.
Закрыл холодильник, подошел к окну, выглянул в живую, дышащую тьму.
В саду у меня нет осветительных приборов. Обычно, если я устраиваю посиделки на свежем воздухе, то вытаскиваю из дома торшер с кучей всяких удлинителей. Я уже не раз думал о том, что нужно повесить в саду какие-то фонарики, но все эти благие намерения до сих пор остаются исключительно в проектах.
Сад поглотила ночная тьма. Деревья слились в одну темную абстрактную картинку, и отличить их друг от друга было невозможно.
Я неторопливо допивал сок, глядя в шуршащую листьями ночь, как вдруг…
Вдруг! Снова «вдруг»! Ненавижу это слово!
…вдруг увидел, что в темноте плавно движется что-то светлое.
Сначала я подумал, что ко мне в сад забрела бродячая собака. Но пятно приближалось, увеличивалось в размерах и через минуту выросло в человеческий рост.
– Что б тебя, – сказал я негромко. Спохватился и умолк. Договорились же, никаких разговоров вслух!
У меня в саду, несомненно, бродит человек. Человек, одетый во что-то светлое. «Бомж?» – подумал я. И тут же пожал плечами. Интересно, как он сюда забрался? Забор у меня высокий, без лестницы не обойтись…