Дневник его любовницы, или Дети лета
Шрифт:
– То-то же, – сказал я.
Сделал себе небольшой бутерброд из полузасохшего хлеба и куска брынзы, поднес его ко рту. В ноздри ударил соленый запах, все внутри взбунтовалось и перевернулось. Я опустил руку и немного подождал. Нужно что-то съесть. Обязательно нужно. И не только потому, что вчера я ничего не ел. Нужно еще потому, что этот неуклюжий бутерброд – мой щит в борьбе с болезнью под названием «шизофрения». Если я его съем, значит, никакой болезни у меня нет. Я его обязательно съем.
Я поднес бутерброд к
Я сделал глоток кофе. Пить кофе было значительно легче, чем есть бутерброд. Организм жаждал влаги, как растрескавшаяся от долгой засухи земля. Я залпом выпил стакан сока и тут же упал на стул, такой тяжелой работой оказалось это простое действие.
– Что со мной? – спросил я вслух. Посмотрел на бутерброд, и понял, что больше не смогу проглотить ни кусочка.
Выбросил остаток хлеба и сыра в мусорный пакет, допил кофе и еще минуту посидел неподвижно.
Через некоторое время голова прояснилась и перестала болеть. Очевидно, кофе оказал свое благодатное воздействие на мой измученный организм. Чем измученный? Перепадами давления?
Я посмотрел в окно. Вчерашний неуютный мокрый день растворился в брызгах солнечного света. Перепад давления явно имел место, но никогда раньше я не отмечал погодных контрастов на собственной шкуре.
– Гипертонический криз? – спросил я себя.
Встал со стула, мысленно отметил, что ноги слушаются. Дошел до Олиной комнаты, порылся в ее шкафах, нашел небольшой электронный тонометр. Нацепил на руку браслет, накачал резиновую грушу. По табло побежали ряды быстро меняющихся чисел, в глазах зарябило. Вот остановилась и высветилась красным светом цифра «50». Это значит, что нижнее давление у меня понижено.
Цифры снова замелькали так стремительно, что у меня закружилась голова. Я отвел глаза в сторону и следил за калейдоскопическими узорами краем бокового зрения. Наконец хаотичное мигание остановилось, снова загорелась красная лампочка. Я взглянул на табло. Девяносто. Мое давление пятьдесят на девяносто. Пониженное, что и говорить. Но все же не настолько низкое, чтобы терять сознание и координацию движений.
Я вернул тонометр на место, спустился на кухню и налил себе еще одну кружку кофе. Поворошил в холодильнике груду таблеток, но решил не заниматься самолечением и не стал принимать лекарства. Обойдусь.
Я насыпал в кофе две ложки сахара, размешал их и отправился в кабинет. Поставил кружку на стол, включил компьютер и попытался сосредоточиться на работе.
«Пентюх» начал грузиться с привычным скрежетом, но моя голова, обычно работающая синхронно с ним, оставалась пустой. «Пентюх» выдал всю нужную информацию и остановился, разглядывая меня
Я сидел перед своей машиной, как будто не совсем уже живой. В голове царила пустота, руки лежали на коленях тяжелыми плетьми.
– Что с тобой? – спросил «пентюх» после минутного ожидания.
– Мне плохо, – пожаловался я.
– Что-то болит? – озаботился мой верный друг.
– Нет, – ответил я. – В том-то и дело, что нет.
Я немного помедлил и признался:
– По-моему, я схожу с ума.
– Брось! – не поверил «пентюх». – Это ты-то с ума сходишь? Ерунда! Ты нормальней, чем я!
– А призрак ночью? – привел я неопровержимый довод.
– Какой призрак? – не понял «пентюх».
– Женский, с фотографии! Понимаешь, она удрала со снимка и теперь разгуливает, где хочет. По дому, по саду…
– Приснилось! – объяснил «пентюх».
Я вздохнул. Дай-то бог, что это был сон. Это моя единственная и последняя надежда.
Зазвонил мобильник. Я обрадовался звонку, как никогда в жизни. Телефон был маленьким мостиком, соединяющим меня с миром нормальных людей.
Я нажал сетевую кнопку, предварительно взглянув на определитель. Сашка.
– Привет! – сказала она обычным жизнерадостным тоном.
– Привет, – ответил я так радостно, что сам удивился.
– Как дела? – продолжала источать Сашка запасы своего неисчерпаемого жизненного оптимизма.
Я поперхнулся. Не знаю, как ответить. Но пока я раздумывал, Сашка продолжала разговор сама:
– Я роман закончила!
Все мое хорошее настроение полетело псу под хвост.
– Да? – спросил я, стараясь говорить радостно. Но чуткое Сашкино ухо тут же отметило смену тона.
– Ты передумал? – спросила она подозрительно.
– Нет, что ты, – ответил я поспешно.
Она немного оттаяла.
– Значит, покажешь издателю?
– Покажу, – согласился я мученически.
– Не слышу энтузиазма, – сказала Сашка хмуро.
– Прости, – покаялся я. – Просто думаю о том, что сначала должен прочитать его сам.
– Ты мне ничего не должен, – отрезала Сашка.
– Ну, не в том смысле, – заюлил я. Господи, почему я все время наступаю девочке на мозоль?! – Я имею в виду, что могу тебе немного помочь.
– Чем это?
– Пригладить язык, например…
– Обойдусь, – ответила Сашка грубо. – Покажи издателю в том виде, в каком он есть. Если роман плохой, пускай он сам мне об этом скажет.
Я тихонько вздохнул. Скажет, девочка моя. Непременно скажет. У издателя острый профессиональный нюх, позволяющий поставить безошибочный диагноз любому шедевру уже на десятой странице.
И я точно знаю, что он скажет, прочитав первые десять страниц Сашкиного романа. Он скажет только одно слово: «Любительщина!» А это слово означает в переводе непроходной балл.