Дневник из преисподней
Шрифт:
В далеком детстве для меня не существовало боли, но мое воспитание определяли ответственность и послушание. И если первое я принимаю, как благо, то второе мне кажется самой большой ошибкой моих родителей, ибо способность восстать – это способность свободных людей. Меня вырастили сильной и благоразумной, но не научили бунтовать, и где-то внутри меня спряталась тьма, разрушающая душу изнутри. Это позволило милорду и не только ему постепенно, но верно уничтожать по частям все хорошее, что жило во мне, а мое прошлое не столько придавало, сколько отнимало последние силы, предназначенные для борьбы. Я так и не смогла восстать против милорда, потому что меня не научили этому, потому что раз и навсегда объяснили, что с целым миром
Я думаю, что прошлое не научило меня бороться, но бороться с неизбежным меня научил милорд. И кто знает, чем бы все закончилось, будь у него больше времени. Именно милорд научил меня, как скреплять осколки замерзшей души, разбивавшейся на части не раз и не два благодаря его же усилиям. Он научил меня сопротивляться, и даже подчиняясь ему, я все еще сопротивляюсь его воле.
Иногда я думаю о прошлом, и оно представляется мне ажурным платком, сплетенным из сотен событий моей жизни. Каждое плетение учитывает опыт прошлых лет и мне становится все сложнее принимать важные решения, ибо, чем дольше я живу, тем больше сомнений охватывает меня. Словно я развиваюсь, но никак не могу вырасти. И чем больше я развиваюсь, тем меньше учитываю собственные интересы и желания. Я начинаю игнорировать их, но мера моей ответственности лишь увеличивается с каждым новым плетением и очередным сделанным выбором. И каждое принятое решение, как и последствия моих действий, зависят напрямую от самых ярких и самых темных событий прошлой жизни.
В глубине души я понимаю, что где-то внутри меня прячется тьма, но вопреки подобному знанию, я не оставляю попыток подчинить своей воле происходящие вокруг меня события, ибо это позволяет мне хоть как-то управлять собственной жизнью или верить в иллюзию, что жизнь управляема. И я не могу отказаться от прошлого или забыть его, потому что иначе не смогу жить настоящей жизнью и быть тем, кем являюсь.
Но мы способны жить настоящей жизнью, отказавшись от частицы своего прошлого. Время от времени, отсекая хвосты своего прошлого, я сожалела только об одном: со временем хороших воспоминаний становилось все меньше, словно они умирали с рождением каждого нового сумрачного дня. Чем больше я пыталась забыть свое прошлое, тем ближе оно становилось, тем чаще я оглядывалась на него, и оно снилось мне в моих самых страшных кошмарах.
Я не знаю до сих пор, извлекаю ли я уроки из прошлого или просто продолжаю жить дальше. Я даже не знаю, возможно ли забыть свое прошлое и начать новую жизнь, не оглядываясь на него. Но я точно знаю, что при наличии такой возможности я захотела бы изменить его, потому что желаю другого для себя. Я хотела бы научиться бунтовать, хотела бы восстать против собственного воспитания даже ценой уничтоженных воспоминаний…
Оглядываясь на прожитые годы, я все больше и больше убеждаюсь в том, что милорд научил меня не только бороться. Он познакомил меня с болью, и она стала моей тенью, незримым спутником – близким и хорошо знакомым. С тех пор я понимаю ее слишком хорошо и ненавижу ее, не люблю за страдание, которое она приносит. Сейчас я готова отдать половину своей жизни за то, чтобы прожить оставшуюся часть без боли и страданий. Но это невозможно и мне остается лишь признать ее необходимость и силу, ибо боль не только убивает, но и очищает.
Боль не бывает одинаковой, но может быть постоянной. Она не похожа на болезнь, которую можно излечить, но она, словно вирус, мгновенно захватывает беззащитное тело. Ее разнообразие поражает и устрашает меня, но именно боль освобождает нас от страха перед переменами в жизни, заставляя развиваться и двигаться дальше.
Она делает нас старше и мудрее. Благодаря боли, каждое последующее наше решение становится более совершенным, чем предыдущее, но только при одном условии – мы должны не просто испытать боль, мы должны ее пережить и
Я старалась защитить от боли своих друзей, старалась избежать ее, но каждый раз очередная волна боли пыталась разрушить мою жизнь, и мне с трудом удавалось побеждать ее и даже исправлять последствия своих действий. Иногда боль уходила сама и ушедшая боль, словно вода, оставляла после себя чистую душу, и тогда мир и люди вокруг меня снова становились частью меня самой, а не серыми призраками, тающими в ночи. И я не могла игнорировать их. Теряя близких людей, я умирала вместе с ними, и боль выжигала своим воем целые пространства моей души, оставляя после себя глубокие шрамы и рубцы.
Боль испытывала меня, требуя подчиниться, но я не могла измениться настолько, чтобы отказаться от самой себя и своей ответственности за жизнь друзей. И тогда я попадала в замкнутый круг, из которого не было выхода. Боль нападала и угрожала, одновременно усиливая мою ответственность за чужие жизни, и я потеряла саму себя и свои желания, обменяв их на интересы, цели и желания других людей.
Но что-то внутри меня всегда жаждало перемен, словно бездонная пропасть тянула свои щупальца к моей душе, обещая жизнь без мучительных раздумий над тем, что есть добро и зло. Не научившись бунтовать и сопротивляться неизбежным событиям, я хотела смириться и перестать бороться с собою и всем остальным миром, но я понимала, что это дорога, ведущая в никуда.
Когда мы смиряемся с болью и становимся ее частью, мы перестаем понимать разницу между счастьем и горем, между злом и добром, между нами и всем остальным миром. Наша боль приводит нас к тьме, а тьма освобождает наши души от условностей, от сострадания, от любви к окружающему миру и даже любви к себе, ибо все, что она оставляет нам – это эгоизм, а эгоизм не способен любить.
Тьма обещала свободу и мне – полную свободу в обмен на душу и свет, горевший в самой ее глубине. Тьма обещала мне власть и покой, но я не прислушалась к ней. Пятнадцать лет я жила по законам другого мира, приобретая врагов там, где другие приобретают власть. Мое сознание училось переносить боль, а тело – залечивать раны. Я пыталась разрешить задачу, не веря в справедливость или истинность ее возможных решений, но надеясь на благополучный исход. И сейчас я ощущаю лишь бессилие и желание приблизить конец.
У меня есть время до того, как он наступит, и я тороплю его, потому что нет желания продолжать свою жизнь. Мое сердце сожжено и превращено в пепел. Я стала причиной гибели Алекса, и рай закрыл передо мною свои ворота. Одиночество в жизни, одиночество в смерти, и даже в любви и ненависти я вижу одиночество.
И все же я знаю, что предпочла бы умереть, глядя в глаза милорда, чем жить дальше, отрекшись от Алекса, его мира, своих друзей и самой себя. Я также знаю, насколько проще мне будет улыбнуться милорду, когда смерть посмотрит на меня его глазами – слишком красивыми, чтобы бояться их в последнее мгновение своей жизни…
Иногда мне кажется, что милорд по-своему любит меня – в свойственной только ему странной и необычной манере, и его чувства не кажутся мне неестественными. Он сложен для меня, словно различие наших миров привело к неразрешимым противоречиям в наших мировоззрениях. И только одного я никогда не могла понять – он такой по своей сути, или благодаря правилам, которые соблюдает? И мне искренне жаль, что только смерть обратила свое внимание на наши судьбы, что лишь она стала единственной связующей нас нитью. Начало и конец этой нити находятся сейчас в руках милорда, но я не боюсь их смертельных объятий. Решение милорда не пугает меня, словно я понимаю его лучше, чем он сам понимает себя. К тому же милорд никогда не был безразличен ко мне.