Дневник из преисподней
Шрифт:
– Я постараюсь, но мне кажется, я всегда буду хотеть этого, независимо от твоей воли. – Я была совершенно уверена в своих желаниях.
Солнце скрылось за горизонтом, наступили сумерки – предвестники глубокого вечера. Небо все еще было светлым, но окружающий город стала покрывать темная пелена. С балкона, где мы сидели, было хорошо видно, как зажигаются огоньки в окнах, разгоняя эту пелену. Настроение Алекса становилось все более мрачным, по крайней мере, мне так казалось. Но я должна была спросить:
– Ты уверен, что твоим друзьям ничего не грозит? Не захочет ли Лан… – Я запнулась, не в силах подобрать правильное слово.
Но Алекс понял меня и ответил сразу:
– Не
Алекс наклонил голову и слегка улыбнулся, глядя в сторону возвышавшихся гор. Мой добрый, хороший, умный, сильный, красивый и по-своему несчастный друг…
Он что-то говорил мне потом, когда мы неторопливо спускались по лестнице, но мои мысли были слишком далеко. Как и свой отец, Алекс преподал мне урок, даже не желая этого.
Прощение! Эта способность жила в его сердце. Ни чужие законы, ни человеческая мораль, ни требования его брата не влияли на его совесть и не могли сделать Алекса менее значительным. Не было необходимости во лжи или неполной правде. Лишь я, рожденная в мире, где добродетель презираема, а истина губительна для того, кто ее проповедует, продолжаю бояться собственной совести. И мой инстинкт самосохранения не позволяет мне следовать ее воле. Слова и поступки моих друзей даже сейчас кажутся мне неестественными, словно я не могу понять и принять отсутствие в них тайного смысла или двойных стандартов. Мой мир не способен прощать и раскаиваться. И я не способна, потому что я – его дитя. Может быть, именно это увидел Король Орлов – мою зависимость от темных демонов, скрытых в моей душе? И если да, то почему он не отшатнулся от меня?
После стольких прожитых лет я понимаю, что еще при жизни мамы – в самые счастливые времена своей юности, я почти никогда не прислушивалась к своему сердцу, не слышала его, отталкивала и не желала мириться с его нежными и всепрощающими порывами, словно стыдилась своих чувств. Ее смерть лишь усилила противостояние между моими самими темными инстинктами и внезапно образовавшейся пустотой, заполнить которую я не могла.
Но благодаря Алексу и его отцу, я наконец-то задумалась над тем, как жить в мире со своей душой. Алекс смог научить меня не бояться собственных страхов, не позволять им причинять боль другим людям, как бы велика не была моя ненависть. Алекс научил меня тому, что прощение – не слабость. Алекс не просто преподал мне урок, он позволил увидеть искренность его слов и его желаний, искренность этого мира.
Она была во всем и везде. Искренними были друзья. Искренними были враги. Одни – в своей дружбе и преданности, другие – в ненависти и боли. Сам мир дарил ощущение правды и открытости, словно в нем не рождались люди, использующие слабость или отчаяние человека, чтобы завоевать его доверие. Не раз встречавшиеся мне, такие люди входили в мою жизнь под маской друга или приятеля и совершенно легко предавали меня без сожаления и раскаяния, и даже при отсутствии видимых причин и мотивов. Во мне это порождало обиду и недоумение, а в самых худших ситациях – злобу и ненависть. Благодаря таким людям, я не смогла научиться дружить и любить, и перестала нуждаться в себе подобных, предпочитая абсолютное одиночество. Но благодаря Алексу, я поняла, что не могу ненавидеть их, словно увидела их больные души. А благодаря его отцу, я научилась ценить искренних
Всему же остальному меня научили мои родители и я различаю границы того, что дозволено и не дозволено. Я чувствую чужую боль, как свою, и потому не могу сознательно причинить ее другому, даже тому, кто не способен на искреннюю любовь, крепкую дружбу, сочувствие и сопереживание.
В тот вечер я сказала Алексу, что мне трудно принять его мир таким, каким он является. Я сказала ему, что мое болезненное состояние заставляет меня сравнивать наши миры, сравнивать себя с ним и принцем Дэниэлем. Я сказала, что такое сравнение приводит к серьезным сомнениям в собственной готовности к жизни в этом мире, и я ощущаю себя никем и ничем, несмотря на усилия Короля Орлов.
Я пыталась объяснить Алексу, почему поведение и поступки окружающих людей сбивают меня с толку. Я искала в них скрытый подвох, и не находя его, погружалась в сомнение, ощущая лишь неуверенность, ибо для меня был более привычен иной мир. Мир, в котором гордыня воспринималась как нечто само собой разумеющееся, а солнце дружбы, сияющее в глазах близкого приятеля, в любой момент могло обернуться смертельным торнадо, уничтожающим все на своем пути, в том числе и самого приятеля.
Я жила в мире, где не верила никому, кроме самых близких мне людей, и их количество ограничивалось пальцами одной руки. Я не доверяла людям, которых знала много лет, потому что именно такие люди предавали меня чаще всего.
Но Алекс не понял меня, он только сказал, что я зря загружаю себя подобными мыслями, потому что нет никакого тайного смысла в его словах или действиях по отношению ко мне, как нет их и в действиях принца Дэниэля. С врагами же нужно драться, а не рассуждать о мотивах открытой вражды. Он проговорил это с видом человека, окончательно поставившего точку в нашем разговоре, и у меня не хватило сил возразить ему. Слова же о том, что у нас за это посадят и надолго, я благоразумно оставила при себе. Алекс бы все равно их не понял.
Нас позвал ужинать Дэниэль, и я, не желая больше выглядеть слабой и больной, с деланным энтузиазмом последовала в столовую вслед за Алексом. Атмосфера за столом была не особенно теплой. Дэниэль пребывал в мрачном настроении, предчувствуя разлад в отношениях между людьми и орлами. Он ясно дал понять, насколько королевский титул Лана не способствует его планам, но он не осуждал Алекса за его отказ от права на этот титул. Дэниэль был просто огорчен.
Пока мы ужинали, сумерки окончательно овладели городом, и вечер окутал своими щупальцами башни и стены нашего дома. Словно незваный гость, он туманом проник в комнату, растекся вдоль стен и потолка, создавая таинственную и слегка мрачную обстановку. Даже огонь от свечей, зажженных Грэмом, не смог прогнать его, но вечерняя тьма вздрогнула от света и расползлась по углам комнаты, затаившись и притихнув, наблюдая за нами в готовности накинуться на нас, как только погаснут свечи.
Мы ужинали в каком-то тягостном молчании, пока Дэниэль снова не нарушил его:
– Я ждал официального послания от нового Короля Орлов, но на нашей встрече Лан объявил отношения между людьми и орлами вне закона. Отныне орлы и люди находятся в состоянии… – Дэниэль запнулся, не в силах подобрать правильного слова, ибо мир между людьми и орлами хотя и закончился, но война еще не началась.
Моя память услужливо откликнулась в ответ, и я прошептала:
– В состоянии тревожной бдительности… Да, да, тревожной бдительности… Готовые вцепиться друг другу в глотки, словно псы, не поделившие добычу, не понимающие, что у них один враг.