Дневник Кэролайн Форбс
Шрифт:
— Ненавижу, когда в мою жизнь вмешиваются! — он встряхнул меня, как тряпичную куклу, вглядываясь страшными глазами волка мне в лицо, а я всё отворачивала голову, не в силах посмотреть на него. — Тебе просто не стоило это говорить, — уже более спокойным голосом произнес он, отпуская меня и отходя в сторону.
Я знала, что он не может справиться с гневом, если его разозлить, но это было невыносимо.
— За что ты так? — я хотела это спросить. Слова всё вертелись на языке, но я не могла их произнести: мешал ком в горле. Я успела тысячу раз пожалеть, что осталась у него дома. Надо было уезжать с друзьями. Вместо этого я произнесла совсем другое. — Я ненавижу тебя. Ты сам всё рушишь, — слова эхом раздавались по комнате, ударяясь
— Убирайся, — вдруг сказал мне Клаус, не оборачиваясь и стоя ко мне спиной.
— Нет! Я выскажу тебе всё, что накипело! — и куда только делся мой страх? — Почему ты так делаешь? Ты сначала говоришь, что тебе плевать на ребенка, но через пару минут, что не отпустишь Хейли… Где, черт возьми, твоя логика? — я сорвалась на крик, чувствуя, как слезы продолжаю катиться с щек на подбородок. — Почему тебе так сложно выслушать и понять…?
Того, что произошло, я никак не ожидала: меня снова резко схватили за плечи, а потом шею обожгло безумно горячее дыхание, словно кожу подожгли, я не успела ничего сказать, лишь почувствовала, как острые клыки вспороли вены, и из ран потекло что-то теплое и липкое. Кровь. Моя кровь. Когда до меня дошло, что меня кусают, я начала судорожно вырываться, толкая Клауса в грудь, но безуспешно. Он был слишком силен. А я всё била его кулачками то по спине, то по плечам, но никак не могла вырваться, меня будто привязали к нему. Шею свело, голова стала очень тяжелой, но я всё брыкалась и брыкалась, пытаясь остановить его. Голос меня не слушал, я что-то громко шептала, но сама не могла различить что. Когда, как казалось мне, долгая пытка закончилась, хотя, скорей всего, прошло пару секунд, Клаус оттолкнул меня. Если бы не стоящий за моей спиной диван, я бы упала на пол и так бы не смогла встать, так подкашивались ноги. Его глаза полыхали огнем гнева, что мне стало страшно.
О, Боже мой, меня только что укусили! Я схватилась за шею, сжимая рану и пытаясь остановить кровотечение. За что?! Зачем он так сделал?
— Уходи, — тихо прошептал он, освобождая мне проход к двери.
Я всё смотрела ему в глаза, силясь увидеть в них хоть каплю сострадания или ужаса от того, что он натворил, но кроме ненависти ничего в них не было.
Я, уже не разбирая дороги, кинулась вон из комнаты, спотыкаясь и хватаясь за стены, оставляя на них кровавые отпечатки ладоней. Боже мой! Я умру. Боже мой! Почему он так сделал? Я всё бежала и бежала, не узнавая комнат, коридоров, мест, думая лишь о том, чтобы выбраться. Когда такая желанная дверь оказалась перед моим носом, я с чувством чуть ли не выбила её, оказываясь на свежем воздухе. И тут же кинулась прочь из этого дома, от этого страшного места, где жил некогда дорогой мне человек. Которого я якобы любила. Который готов был сделать всё, когда он зол. Даже убить любимую девушку…
========== Часть 31 ==========
21 декабря, среда
Смерть — это стрела, пущенная в тебя, а жизнь — то мгновение, за которое она до тебя долетает.
Ибрагим Аль Хусри
До Рождества ровно четыре дня, но я до него не доживу. Мои дни, точнее, часы уже сочтены: скорее всего, завтра меня уже не станет. Мне пока не страшно, хотя я очень не хочу умирать. Нет, пока я не боюсь. Но пройдет несколько часов, мне станет хуже, и страх поглотит меня изнутри. Или я просто забудусь из-за галлюцинаций и ничего не буду чувствовать. Вот бы так всё и было. Умереть, даже не поняв, что ты умер. Лучше бы Клаус вырвал мне сердце, я бы сейчас не мучилась от сознания того, что он меня предал.
Обида сжигала все внутренности, чувство предательства, горькое и солоноватое на вкус, притаилось опухолью где-то в сердце и метастазами
Я смутно помню, как добралась до города, кажется, остановила на пустынной темной дороге машину и попросила водителя довезти меня. По-моему, ему было не по пути, но он сжалился над моим внешним видом, наверное, подумав, что на меня кто-то напал, так омерзительно я выглядела, что поменял свои планы и довез меня. И внушать даже не пришлось. Я еле доковыляла до общежития, постоянно спотыкаясь о ступеньки лестницы. И не потому что я так ослабла из-за укуса, нет, я просто ничего не видела. Не видела, потому что плакала. А плакала, потому что он не оправдал моих ожиданий, что не защитил меня, что предал, размазав по земле, словно жука. Он так унизил меня этим, но я не ненавидела его, мне просто было больно.
Как я была рада, что в моей комнате не было Николь. Не знаю, куда она ушла, да мне было плевать. Всю ночь я рыдала в подушку, не веря в произошедшее, но сквозь рыдания обвиняя в этом вездесущего гибрида. Неужели я так мало для него сделала, что заслужила такое обращение со мной? Хотя я сама виновата: не стоило играть с огнем. Я ведь знала, какой он, но всё равно рискнула. Мне бы молчать тогда, наплевав на Хейли, но мне стало её так жаль, что я не выдержала. Не делай людям добра — целее будешь.
Я и не заметила, как быстро пролетела ночь. Да и какая ночь, я доехала до города лишь под утро, прошло всего пару часов. Но яд уже действовал, разносясь по организму так быстро, не оставляя даже наималейших шансов на выживание.
Рана разрослась. Вместо двух аккуратных дырочек от клыков на шее теперь красовалось огромное красновато-синее пятно диаметром с мою ладонь. Вены и мелкие капилляры отчетливо просвечивали сквозь чуть подгнившую кожу. От раны мерзко разило чем-то противным, а мелкие кусочки кожи стали постепенно слезать. Поднялась температура, вся кожа полыхала пламенем. Я вся вспотела, и меня колотила крупная дрожь, я всё пыталась согреться, кутаясь в теплый плед, но не помогало.
Осталось совсем немного, чуть-чуть и Кэролайн Форбс больше не станет. Она умрет. Станут ли по мне рыдать друзья, будут ли они меня оплакивать? Мне было очень стыдно перед подругами. Они ведь были правы, мне не стоило связываться с Клаусом, но я пренебрегла их советами. И сама за это поплатилась. Я точно знаю, что мама будет плакать. Я не могла оставить её одну на этом свете, она и так потеряла многих, у неё никого, кроме меня, нет.
Я не хочу умирать. Я не хочу на ту сторону, где меня буду ожидать двенадцать ведьм, которых я убила. Вот только там будут Аларик, Лекси, Анна. Они ждут меня.
Я не могла даже подумать о том, чтобы попросить Клауса вылечить меня. Об этом не могло и быть речи. Я лучше умру, чем снова его увижу. Теперь я его ненавидела. Как он мог так поступить?! Что я такого сделала?!
Слезы снова выступили на глазах, но я уже не пыталась их стереть: не было сил поднять руку к лицу.
Я умру, но умру гордо, не позвонив ему. Пусть это глупо, по-дурацки, но… Я больше не хочу знать того человека, которого я наивно считала своей любовью. Он сам виноват, он предал меня.