Дневник лабуха длиною в жизнь
Шрифт:
Я хлопаю глазами и не могу понять, что происходит.
– Ты знаешь Дмитрия Ольшанского?
– вмешался капитан.
Ольшанский когда-то был танцором, а потом и балетмейстером Прикарпатского ансамбля песни и пляски. Выйдя на пенсию, Ольшанский руководил самодеятельным танцевальным ансамблем "Дружба" при клубе госторговли. Будучи на четвертом курсе, я подрабатывал у него аккомпаниатором, и у нас сложились хорошие отношения.
– Знаю.
– Дима мой старинный приятель, и он очень просил меня... в общем, он хочет,
– спросил капитан.
Не веря ушам своим, я живо выпалил:
– Да, да, конечно, хочу!
– Завтра пойдешь домой переночуешь, а утром первого в гражданском, с баяном, в десять утра, чтобы был в Доме офицеров. Понял?!
– Так точно!
– отчеканил я с улыбкой до ушей.
– Все остальные дни ночевать будешь при штабе полка, в роте обеспечения на улице Пушкинской. Знаешь где это?
– Да! То есть так точно, товарищ капитан!
Я был счастлив, как тот поросенок, которого в последний момент решили не резать, давая возможность превратиться в большую свинью. Неужели я завтра буду встречать Новый год с семьей и буду с Ирой десять дней подряд?! На радостях раздал ребятам свои запасы сигарет. Посыпались вопросы:
– Ты что, бросил курить? Чего вдруг? Чего лыбишься, как придурок?
– Завтра, ребята...
– начал я медленно и тут же заорал: - Буду встречать Новый год с семьей! Дома!
– Псих какой-то.
В общем, быстро и коротко рассказал ситуацию, что я, мол, музыкант, и меня просят поиграть детские утренники, что живу во Львове и завтра иду домой.
– Ну тогда одними сигаретами не отделаешься!
Обещал чего-нибудь притащить.
Последний день уходящего 1964 года был прохладным и бесснежным. После подъема, пробежки и зарядки лейтенант подозвал меня.
– Иди приведи себя в порядок и вали к жене!
– с доброй улыбкой приказал он.
– Есть валить к жене!
– козырнул я и умчался на троллейбусную остановку.
Всю ту пару километров езды с лица не сходила придурковатая улыбка. Все это было так неожиданно и так здорово! Некоторые улыбались солдатику, кто-то смотрел с подозрением. Видимо, и впрямь выражение на моем лице было, как у "человека, который смеется". Дома меня не ждали. Ира знала, что я должен заступить на вахту с тридцать первого на первое, и, грустная, занималась ребенком. Мама открыла дверь.
– Ой! Эдинька!
– ахнула она.
Отец с Лёней завтракали на кухне. Я их не видел два месяца, но как же за ними соскучился!
– Где Ира?
– Там, - кивнул папа в сторону комнаты.
Ира слышала мамин возглас и уже шла на кухню, за ее руку держался и топал ножками десятимесячный Виталька. Я рассказал им о ситуации, об утренниках на десять дней.
– Тебе идет военная форма, - сказала мама, окинув меня любящим взглядом.
– Хорошо тебе, - вставил Лёня, которому было уже
Мы с Ирой заскочили в комнату, там наконец обнялись и поцеловались. Мама успела поставить на стол тарелки с яйцами, докторской колбаской, белый хлеб с маслом, что и было проглочено мной молниеносно и запито сладким какао.
– А я смогу с тобой ходить на утренники?
– спросила жена.
– Уверен, что сможешь, почему же нет?
– Давай сейчас пойдем прогуляемся.
– Конечно, я тоже хочу куда-нибудь пойти, ведь у нас с тобой целый день впереди. Если б ты знала, как я хочу надеть свою одежду!
Ира бросилась к шкафу за своей. Через две минуты я стоял в гражданке. Мы вышли на кухню.
– Тебе так тоже хорошо, - сказал Лёнчик.
Ему много лет приходилось донашивать за мной одежду, конечно, если от нее что-то оставалось.
– Мама, можешь дать три рубля?
– Уже собрались куда-то? Конечно, мама, папа и ребенок вам не нужны!
Мама вышла из кухни и тут же вернулась с тремя рублями в руке.
– Держи! Когда вернетесь? Надеюсь, Новый год будем встречать вместе?!
– Обязательно!
– я обнял и поцеловал ее. Впереди целый день счастья.
Новый, 1965 год встречали всей семьей.
К десяти утра следующего дня пришли в Дом офицеров. Оказалось, что Ольшанский будет Дедом Морозом, а та девушка, которая должна была быть Снегурочкой, заболела. Ольшанский Иру знал и тут же спросил ее, согласна ли она поработать Снегурочкой, причем за каждый утренник будут платить пять рублей, а баянисту семь.
– Конечно! С удовольствием!
– обрадовалась жена.
Двенадцать рублей были дополнительным сюрпризом. Будем вместе и к тому же неплохо заработаем.
Первые пять дней проводили по пять утренников в день, а в последующие дни - по три и два. Те, кто были ответственны за утренники, выдавали Деду Морозу множество разных игрушек, которыми он награждал детей за стишок, песенку или танец. Перед началом утренника я делал "инспекцию" мешка с игрушками. Мой сын был с тех пор обеспечен ими до самой школы. На одном из утренников смеялись особенно весело. Дед Мороз поставил на стульчик трехлетнего мальчонку, который собирался рассказать стишок. Малыш начал:
– Высел миська на кильцо
Поцисать свое яце,
Цюхал-цюхал, не насел,
Пюнул на х...
– (четко), - и посел.
Зал взревел. Дед Мороз высоко поднял мальчонку.
– Чей ребенок?! Чей ребенок?!
Долго никто не объявлялся, наконец появился папа, старший лейтенант, и с виноватым видом забрал сынишку с самым лучшим подарком от Деда Мороза.
В общей сложности за девять дней работы мы заработали четыреста восемьдесят рублей - таких денег никогда и не видели! Оставили себе сто рублей, остальное отдали маме. После утренников у нас еще оставалась пара часов, потом я мчался в часть, в роту обеспечения.