Дневник Марии Башкирцевой
Шрифт:
— Что вам угодно?
— Решительно ничего, ваше величество; я хочу только иметь право всю жизнь гордиться тем, что со мной говорил лучший и любезнейший из королей.
— Вы очень добры, благодарю вас.
— Это все, ваше величество.
— Я очень благодарю вас, я не знаю, как благодарить вас, вы очень добры.
И он обеими руками пожал мою левую руку.
Благодаря этому, я буду носить перчатки в течении недели. Я и пишу так оттого, что я в перчатках. Хороши будут через неделю мои ногти.
Что скажете вы обо мне? Я не слишком испугалась.
Делая то, что я сделала, я предвидела
Денгоф приехал из дворца, где принц отдал визит королю. Адъютант короля сказал: «Как странно было со стороны молодой девушки стать на дороге короля!» А принц сказал королю, что девушки в России восторженно любят царскую фамилию, что для императора они готовы на все и что они так же чисты, как ангелы небесные. Благодарю вас, колбасники!
Денгоф рассказал массу вещей — словом, он успокоил нас.
После безумного волнения, оцепенения и страха, я начинаю приходить в себя. Никогда в жизни я так не боялась. В один час я прожила целых два года! Как счастливы все те, кто не говорил с королем!
Все гуляют. Приехали принцесса Маргарита и Гумберт. Денгоф там, против наших окон с приближенными к королю.
(Я сняла перчатки).
Вернувшись с прогулки, мы застали в передней какого-то господина. Я хотела спросить, кто это, как вдруг Розалия подбежала ко мне и сказала, отводя меня в сторону:
— Идите скорее, только не волнуйтесь.
— В чем дело?
— Это адъютант короля; он приходит уже в третий раз: он пришел от короля, чтобы передать вам его извинение.
Я подошла к господину, и мы все вошли в гостиную. Он говорил по-итальянски, и я говорила на том же языке с такою легкостью, что сама себе удивлялась.
— Mademoiselle, — начал он, — я пришел от короля, который нарочно прислал меня, чтобы выразить вам сожаление о тех неприятностях, которые могли случиться с вами вчера. Его величество узнал, что вы… получили выговор от вашей матушки, которая, может быть, думала, что король был недоволен. Но это несправедливо: король в восторге, в восхищении, он все время говорил о встрече с вами, а вечером он позвал меня и сказал: «Пойди и скажи этой барышне, что я благодарю ее за ее любезный поступок; скажи ей, что ее любезность и великодушный порыв очень тронули меня, что я благодарю и ее, и все ее семейство. Я далек от того, чтобы быть недовольным, я в восторге, скажи это ее маме, «sua mamma», скажи, что я всегда буду это помнить». Король видел, что этот порыв исходил из вашего доброго сердца, и это польстило ему; король знает, что вы ни в чем не нуждаетесь, что вы иностранка — именно этим-то он и тронут. Он все время говорил об этом, и послал меня извиниться перед вами за неприятности, которые вы имели.
«Мама» уверила графа Денгофа, что она заперла меня на целые сутки в наказание за мое бегство, и этот слух тотчас-же распространился, тем более, что я сидела за стеклами балкона в то время, как мама гуляла с Диной.
Я десять раз перебивала его и, наконец, разразилась потоком слов радости и благодарности.
— Король слишком, слишком добр, желая успокоить меня. Я поступила,
— Его величество не может никогда испугаться красивой девушки, «bella ragazza», и я повторяю вам от имени короля, — это его слова, я ничего не прибавляю, — что он далек от того, чтобы быть недовольным, что он в восторге, в восхищении и благодарит вас. Вы доставили ему огромное удовольствие. Король заметил вас в прошлом году в Риме и в Неаполе на карнавале… и король очень сетует на графа Денгофа, имя которого он запомнил, за то, что он что-то сказал вам и помешал вам быть тут, когда король выходил.
Надо вам сказать, что Денгоф в испуге запер дверь, чего я и не заметила, так как была слишком взволнована, чтобы мечтать снова увидеть короля.
— Я говорил все время от имени его величества, повторяя собственные его слова.
— В таком случае, милостивый государь, повторите ему и мои: скажите королю, что я в восторге, что для меня это слишком большая честь, что такое внимание трогает меня глубоко, что я никогда не забуду доброты и изумительной деликатности короля, что я слишком счастлива и слишком польщена. Скажите королю, что я поступила, как безумная, но так как он не слишком недоволен…
— Он в восхищении…
— То это будет моим лучшим воспоминанием. И как не боготворить королевской фамилии, когда она так добра, так приветлива? Я понимаю общую любовь к королю, к принцу Гумберту и к принцессе Маргарите!
В конце концов адъютант просил маму дать ему свою карточку, чтобы передать ее королю.
Теперь я больше не боюсь, что об этом станут говорить, напротив. Гремите, трубы!
Если король не сердится, то я на седьмом небе.
В гостинице говорят, что он поцеловал мне руку.
Денгоф приехал из дворца, где был обед на 130 персон. Король говорил обо мне и повторил несколько раз: «Она замечательно красива».
Король хороший судья, и его суждение делает меня гораздо красивее в глазах Денгофа и всех других.
Вторник, 17 апреля. Каждый гражданин должен отбыть воинскую повинность; точно также каждый человек должен любить. Я отбыла свои восемь дней и свободна до нового приказа.
Remituntur ei peccata multa quare dilefit multum (Zuc.).
Dulciores sunt lacrymae orantium quam gaudia theatrorum (Augustin).
Флоренция. Вторник, 8 мая. Хотите знать истину? Вот она, только помните хорошенько, что я скажу вам: я не люблю никого и я полюблю только того, кто будет приятно щекотать мое самолюбие… мое тщеславие.
Когда чувствуешь себя любимой, то действуешь для другого и не стыдишься; напротив, считаешь свои поступки геройскими.
Я знаю, что ничего не стану просить для себя, но для другого я сделала бы сотню низостей, так как эти низости возвышают.