Дневник незначительного лица (Самое смешное)
Шрифт:
Он сел на стул и попросил Кэрри сесть к нему на колени, и моя дорогая Кэрри, разумеется, отвергла такое его предложение.
После некоторых споров на колени к нему сел я, а Кэрри пристроилась на моих. Люпин пристроился на коленях у Кэрри, Туттерс сел к Люпину, а миссис Туттерс на колени к своему супругу.
Тамм сказал: «Я тоже!»
Все это выглядело ужасно смешно, и мы от души хохотали.
Далее Тамм спросил:
— Верите ли вы в Великого Могола?
И мы все должны были ответить:
— «Да, о да!», притом трижды. Тамм сказал:
— Я тоже! — и вдруг вскочил. В результате этой глупой шутки мы все попадали на пол, а бедная Кэрри стукнулась головой об угол камина. Миссис Туттерс смочила ей ушибленное место уксусом; но из-за всего этого мы опоздали на последний поезд, и пришлось взять до Бродстера извозчика, что мне обошлось в семь шиллингов шесть пенсов.
Глава VII
Снова дома. Миссис Джеймс оказывает влияние на Кэрри. Ничего не могу сделать для Люпина. Слегка докучают соседи. Кто-то трогал мой дневник. Получил место для Люпина. Люпин нас ошеломляет новостью
22 АВГУСТА.
Купил две оленьих головы, вылепленных из гипса и выкрашенных в коричневый цвет. Это как раз то, что надо для нашей маленькой гостиной, это придаст ей стиль; и такое замечательное сходство. «Пулеры и Смит» огорчены тем, что ничего не могут предложить Люпину.
24 АВГУСТА.
Только чтобы порадовать Люпина, немного его развлечь, ибо он как-то приуныл, Кэрри пригласила к нам на несколько дней миссис Джеймс из Саттона. Люпину мы ни слова не говорим, пусть это будет для него сюрпризом.
25 АВГУСТА.
Миссис Джеймс (из Саттона) приехала после обеда и привезла огромную охапку полевых цветов. Чем больше я узнаю миссис Джеймс, тем больше она мне нравится, и она искренне предана Кэрри. Она зашла к ней в комнату, чтоб снять шляпку, и чуть не час целый пробыла там, беседуя о нарядах. Люпин сказал, что его нисколько не удивил её наскок, но сама она удивила.
26 АВГУСТА.
Чуть не опоздали в церковь, ибо миссис Джеймс все утро толковала о том, что следует надеть. Люпин, кажется, не очень ладит с миссис Джеймс. Боюсь, у нас будут неприятости с ближайшими соседями, которые вселились на прошлой неделе. Множество друзей их, прибывших на дрожках, успели себя показать с самой нелестной стороны.
Вчера или позавчера вечером я из-за холода надел свою теплую беленькую куртку, и когда я прогуливался, сунув в карманы большие пальцы (такая у меня манера), некто, сидя на дрожках, американец с виду, стал напевать какую-то пошлятину: “В кармане у меня, в кармане, тринадцать долларов лежат”. Мне показалось, что он метит в меня, и мои подозренья не замедлили подтвердиться; ибо, когда в тот же вечер я прогуливался по саду в моем цилиндре, в мой головной убор была запущена хлопушка и там взорвалась, как пистон. Я резко обернулся и, могу поручиться, увидел, как тот самый господин,
Я
который сидел тогда на дрожках, поспешно удалялся от одного из окон нашей спальни.
27 АВГУСТА.
Кэрри с миссис Джеймс отправились за покупками, и когда я пришел домой со службы, они еще не вернулись. Судя по воспоследовавшей беседе, боюсь, что миссис Джеймс забивает Кэрри голову разными глупостями насчет одежды. Я пошел к Тамму и просил его зайти, разделить с нами вечернюю трапезу и разрядить атмосферу.
Кэрри на скорую руку соорудила ужин, состоявший из вчерашнего мяса, оглодка семги, (от которой я вынужден был отказаться, чтобы хватило остальным), бланманже и заварного крема. Был еще графинчик портвейна и пончики с вареньем. Миссис Джеймс нас научила играть в довольно милую карточную игру, под названием «Грабеж». К моему удивлению, возмущению даже, Люпин вскочил посреди игры и буквально саркастическим тоном объявил:
— Прошу меня уволить, по мне это уж чересчур лихо, лучше я в садочке тихонько в мячик поиграю.
Дело могло принять весьма неприятный оборот, если бы Тамм (кажется, Люпин ему понравился) не предложил изобретать новые игры. Люпин сказал:
— Сыгранем-ка в «обезьян».
И с этими словами он обводит Тамма вокруг стола и ставит перед зеркалом. Должен признаться, я от души хохотал. Меня слегка раздражало, что потом все то и дело хохотали, не желая объяснять причины, и только уже ложась спать, я обнаружил, что по-видимому весь вечер проходил с прилипшей ко мне пониже спины салфеткой.
28 АВГУСТА.
Обнаружил большой кирпич посреди клумбы с геранью, не иначе, как дела соседей. «Паттл и Паттл» не могут найти для Люпина место.
29 АВГУСТА.
Миссис Джеймс положительно делает из Кэрри дуру. Кэрри появилась в новом платье наподобие смокинга. Объявила, что это послений крик моды. Я сказал, что от возмущенья тоже готов кричать. Шляпа на ней размером с кухонное ведерко для угля и приблизительно такой же формы. Миссис Джеймс уехала домой, и мы с Люпином оба, надо сказать, этому обрадовались — впервые после его возвращения мы хоть в чем-то с ним согласны. «Меркинз и сын» написали, что не располагают вакансией для Люпина.
30 ОКТЯБРЯ.
Хотелось бы мне знать, кто это злонамеренно выдрал пять или шесть последних недель из моего дневника. Неслыханное безобразие! Я веду такой солидный дневник, в котором так много места уделяется записям о ежедневных событиях и я кладу на эти записи (в чем с гордостью признаюсь) столько труда.
Я спросил у Кэрри, известно ли ей что-нибудь на этот счет. Она ответила, что я сам виноват, оставляю свой дневник где ни попало, а в доме возится уборщица и трубочисты толкутся. Я ей заметил, что это не ответ на мой вопрос. Мое замечание (весьма острое, как мне представляется) конечно, имело бы больший успех, не задень я одновремено локтем вазу на столе, почему-то выставленном в коридор, после чего она упала и разбилась вдребезги.