Дневник новой русской
Шрифт:
– Э-э… ваша проблема… это очень типичная проблема для богатых людей во всем мире.
Лысый немедленно раздулся от гордости, а я все еще не знала, что делать.
– Точно знаю, что следует делать, – объявила я, – сто раз работала с такой неприятностью с о-очень богатыми людьми всего мира, а теперь вот буду с вами…
Лысый подобрался, как двоечник, которого выдвинули в старосты.
– Вы должны сделать три добрых щедрых дела, – твердо сказала я, – три раза потратить деньги не на себя. Благоустройство двора и дополнительное
– Чего это?! – возмутился Лысый.
– Все богатые так лечились, – напомнила я. – Но здесь есть один секрет. Если хотя бы в одном случае из трех вы пожалеете истраченных денег – все пропало, начинайте сначала.
Надеюсь, что Лысый в детстве не читал, как Незнайка делал добрые дела, чтобы получить волшебную палочку.
– Через неделю придете ко мне с отчетом. Итак – три добрых дела! И помните – вы должны радоваться, что можете помочь людям своими деньгами!
5 апреля, четверг
В десять часов утра странный звонок – Андрей.
– Э-э… как с физикой? Я… кхе-кхе… правильно решил задачи?
Сказала, что правильно, чтобы он не расстраивался, на самом деле я не знаю и Мура, по-моему, тоже.
Андрей молчал. Я тоже молчала, только подробно рассказала про свою неудавшуюся карьеру в области стирального порошка.
– Неужели ему не понравилось, что я с пяти лет умею считать? – спросила я.
– Кхе… хм… Я знаю этого члена «Ротари-клуба», – сказал Андрей и добавил, что мне совершенно нечего делать в его бизнесе. Тогда я спросила, не является ли Андрей членом «Ротари-клуба», на что он издал странный звук, что-то между обычным хмыканием и небольшим рыком, из чего я заключила, что эта местная организация влиятельных людей не пользуется его уважением. Сказал, что это просто большие членские взносы в довольно неприятную компанию.
Раз так, хорошо, что я не пошла на работу к этому капризуле. Очень хотела спросить, но не решилась, кто же в таком случае сам Андрей, если его приглашали в «Ротари-клуб», – медиамагнат, владелец вещевого рынка, политический деятель?
Андрей так долго молчал, что я почувствовала себя неловко и, чтобы прервать молчание, сказала:
– Хотите, сходим куда-нибудь?
Андрей сказал – да, завтра вечером, потому что потом он не сможет.
– Куда пойдем? – спросила я.
– Э-э… все равно.
– Завтра в Филармонии хороший концерт, – с вопросительной интонацией проговорила я, чтобы оставить ему путь к отступлению – вдруг он согласился просто из вежливости и уже раскаивается…
– Я могу не раньше восьми часов.
Что значит «я могу»? Не думает ли он, что каждый назначает концерты на удобное для него время?
– Но Филармония как раз в это время не может.
– Хм… – вздох, небольшая пауза. – В шесть часов… – большая пауза, вздох-… возле вашего дома. Хм…
Филармония – единственно правильное решение для встречи с Андреем, потому что:
1. Пусть не думает, что если я охочусь за высокопоставленными чиновниками, то у меня совсем нет культурных запросов.
2. Так ему и надо. Мог бы и сам что-нибудь предложить, вот у Романа всегда было множество идей…
Вечером сказала Алене, Ольге, Женьке и Ирке-хомяку, что воспринимаю это не как свидание, а как встречу обвиняемого со свидетелем в рамках процессуальных отношений. У такого роскошного небрежного красавца наверняка куча женщин. Согласились все, кроме Ирки-хомяка.
– Ничего, подождет его куча, – сказала Ирка.
– Может быть, я напрасно ею немного пренебрегаю и не считаю ее самой умной из моих подруг?
6 апреля, пятница
Вышла из дома в шесть часов три минуты (всегда хорошо немного опоздать). На улице около моего дома никого не было (но что значит никого? Было много разных людей, среди которых я и стояла, озираясь по сторонам, как дура, на свидание к которой никто не пришел).
Приняла решение спрятаться в магазине «24 часа» и наблюдать через стекло.
Не могу сказать, что я очень обиделась на него за опоздание, потому что с самого начала не рассматривала все это безобразие как свидание, просто думала, – вдруг у нас будет такой романтический вечер – сначала мы посидим в кафе, потом пойдем в Филармонию, и, может быть, он возьмет меня за руку, как в пятом классе.
Черный «лэндровер» появился в шесть двадцать две. Я для приличия купила шоколадный батончик и, подождав еще три минуты, направилась к машине.
– Выпьем кофе? – предложила я. – Где?
Андрей пожал плечами – где хотите.
В «Кофесоле» он заказал двойной «эспрессо», а я «капучино» и толстенький пирог с черникой (хотела еще с малиной и пирожок с сыром, но постеснялась).
Только мы расположились за столиком и я улыбнулась Андрею светлой и задумчивой улыбкой, как в его кармане зазвонил телефон.
– Я тебе… (неразб.)… сказал, чтобы… ррр… – сердито рычал он, – а ты… ррр… (неразб.).
Я спокойно пила кофе и, не проявляя никакого нетерпения, ждала, когда же он решит свои наболевшие вопросы и мы начнем беседовать о том о сем.
Наконец Андрей закончил рычать, и я встрепенулась и сказала:
– А… – но телефон тут же зазвонил снова.
– У меня вагоны стоят… – тихим страшным голосом орал он, – ты, твою мать… – дальше опять неразборчиво, шепотом, отвернувшись и прикрыв рот рукой, но я обо всем догадалась.
Задумчиво курила и делала вид, как будто мы сто лет знакомы или даже мы семья: муж – бизнесмен – где присядет, там заодно и поработает, а жена – писатель и здесь, в кафе, наблюдает жизнь и раздумывает над сюжетом.