Дневник последнего любовника России. Путешествие из Конотопа в Петербург
Шрифт:
А сами мы, как будем мы себя чувствовать, когда после треволнений жизни окажемся в земле подобием камней и среди них? Понятное дело, кому ж понравится, что его кости гложут червяки… Однако ж есть в этом факте нечто… Трудно описать это словами, но… На земле бушует любовь и мимолетные страсти, так, может, и после смерти земля даст нам то же самое, только в виде благодати? Воспарят наши души, как стрекозы, вылупившиеся из мертвых коконов, и узрим мы то безмерное и прекрасное, что не могли видеть, когда были во плоти?
Жена колдуна
Самые разные мысли начали наползать на меня со всех сторон. Чтоб их прогнать, я кликнул гостиничного служку и велел принести водки и закусок. Выпив и закусив холодной телятиной, я продолжил чтение рукописи.
Автор сообщал, что после очередного перехода
Под воздействием же магических чар туземцы никакой прекрасной женщины в жене колдуна не видели, а видели в ней огромнейшую змею, внушавшую им лишь ужас.
Тут я должен заметить, что подобно этому африканскому колдуну поступают некоторые наши простолюдины и даже дворяне. В разговорах с товарищами они зачастую именуют супружниц своих не иначе как гадюками да медянками. Возможно, они и в самом деле считают их таковыми, но, думаю, есть тут и доля лукавства: рекомендуя своих супружниц таким образом, они имеют некий умысел – чтобы товарищи на их жен не позарились. Действительно, кто же захочет залезть в постель к гадюке, хотя бы и весьма аппетитной? Короче говоря, зачастую и у колдунов, и у цивилизованных людей одни и те же уловки.
…Разумеется, колдун попытался и путешественникам представить жену свою змеищей, но на европейцев его чары не действовали. Они прекрасно видели, что жена его вовсе не змеища, а самая привлекательная здесь особь.
Уже долгое время не имея общения с дамами, путешественники стали искать способы сблизиться с ней, но преуспел в этом только автор рукописи. В отличие от церемонных англичан, которые «подолгу распушали хвосты», желая обратить на себя внимание жены колдуна и лишь затем соблазнить ее, он решил действовать без всяких затей. Однажды, когда колдун отлучился, он вошел в его хижину, схватил его жену и предался с ней «всем видам страсти, какие только возможны». Жена колдуна, имевшая дотоле лишь редкие и скудные ласки от престарелого мужа, пришла в совершенный восторг от наглости иноземца и влюбилась в него, как кошка.
С нетерпением теперь она ждала, когда колдун отправится по своим надобностям, и сама уже беспрерывно гнала его в лес за какими-нибудь чудодейственными кореньями, чтоб побыстрее кинуться в объятия своего любовника.
Однако ж шила в мешке не утаишь – очень скоро колдуну стало известно, что жена не верна ему. Оскорбленный старик первым делом развеял чары над неверной супружницей, так что она перестала казаться его соплеменникам ужасной змеей, и затем объявил, что духи племени требуют ее к себе в наложницы. А дабы в пути красотку не перехватили духи иных племен, их надобно хорошенько отпугивать, что под силу только властителю молний – светлолицему пришельцу, то есть автору рукописи. Следовательно, и его надобно тоже отправить к духам.
Любовникам ничего не оставалось, кроме как бежать. Прихватив пару ружей, пороху, воды и провианту, они сели в лодку и отправились вниз по реке к родному племени жены колдуна.
Там беглецов приняли со всяческими почестями и гостеприимством. Отчасти потому, что жена колдуна происходила из тамошнего королевского рода, но, вероятно, куда большую роль сыграло то, что мой герой почел нужным при знакомстве с родственниками своей возлюбленной выстрелить из ружья, дабы не быть съеденным, как то не раз случалось с иными путешествующими в этих краях. Огонь и грохот выстрела произвели такое сильное впечатление на туземцев, что сначала они попадали наземь, а поднявшись, отнесли обоих беглецов на
Однако счастие влюбленных было недолгим: колдун, оскорбленный вероломством своей супруги, собрал воинов и пошел войной на ее племя. В известном смысле повторилась история, описанная уже Гомером, когда ахеяне пошли войной на Трою, дабы отомстить Парису, который похитил прекрасную Елену.
Состоялось сражение. Поначалу нападавшие, напуганные выстрелами из ружья, обратились в бегство, но к ночи собрались с духом и предприняли новую атаку. Она оказалась успешной. Оборонявшиеся были рассеяны и по большей части перебиты, а жена колдуна захвачена в плен. К чести автора «Путешествия» он оказался человеком отважным: собрав из уцелевших воинов небольшой отряд, пустился в погоню за врагами, чтоб отбить у них свою возлюбленную.
«Змея, проглотившая жену колдуна»
Утром отряд настиг арьергард противника и истребил его. В качестве трофея победителям досталась огромнейшая змея, которая принимала участие в походах воинственного племени и почиталась, как у нас почитается полковое знамя. Победители распороли вражескую змею и обнаружили, к своему ужасу, в ее животе ту самую жену колдуна. Вернее, бывшую его жену, поскольку она частично переварилась и не могла уже быть ничьей ни женой, ни любовницей, а разве только наложницей в мире духов. Вероятно, колдун приказал змее проглотить бедную женщину в наказание за неверность.
Вообще, просто невероятные нравы бывают в иных племенах и народах! И как-то странно мне было читать все это под стук нашего серенького дождичка в кровлю тверской гостиницы. Временами отвлекаясь от записей, я опрокидывал стопочку и глядел в окно: лужи, редкие коляски… ни туземцев, ни пальм, ни змей… Два совершенно разных мира, как огонь и вода, но ведь как-то умудряются они умещаться в моей голове?! И умещаются притом преспокойно, без ссор, без недоверия друг к дружке, как два братца-котика, играющие в одном лукошке. И подумалось мне: а уж такие ли они разные, эти два мира?
…Печально было видеть моему герою возлюбленную, которая, оставшись почти такою же, как и была прежде, стала тем не менее уже совершенно непригодной для любовных утех. Пришлось ему сесть в лодку и плыть куда глаза глядят, а вернее, туда, куда понесла его река.
Гульба с медведем
Я допил графин водки и отправился в трактир. Там я познакомился с бравым капитаном из Рязани, приехавшим в Тверь по делам службы, и с двумя господами из местных. Мы как следует выпили, потом затеяли игру в горку, но, не довершив ее, отправились на поиски цыганского табора, который, по словам очутившегося среди нас цыгана с медведем, как раз кочевал в это время за Волгой и охотно принимал всех желающих развлечений. Волгу, однако ж, мы не сумели переплыть, поскольку медведь, напотчевавшийся ячменным пивом, раздухарился и перевернул лодку, едва мы в нее уселись. Тогда мы продолжили кутеж в прибрежном трактире, потом – в другом, уже не в прибрежном, приобретая и там, и сям напитки и новых товарищей. Воспоминания о дальнейшем у меня остались довольно смутные. Однако ж я помню, как после безуспешной попытки выманить некую милую барышню, увиденную в окне, я, осердившись, начал бить стекла в ее доме. А потом – и в соседних. Затем наша компания, включая и медведя, дружно вступила в баталию с квартальными. Чьей викторией закончилась та баталия, сказать не возьмусь, но переполох случился изрядный. Чтоб навести порядок, явились даже солдаты, и мы принуждены были отступать напролом через огороды. Там на нас ополчились мокрые ветки садовых деревьев и заборы. Ветки хлестались, а заборы беспрестанно преграждали путь. Однако ж нам удалось, наконец, достичь некой уединенной беседки, где мы принялись пить шипучее и по очереди бороться с медведем. Вскоре мы оказались окруженными солдатами и жандармами, которые потребовали, чтоб мы сдались в плен, и для убедительности даже произвели выстрелы вверх. Впрочем, быстро выяснилось, что в нашей компании пребывает прокурор, и мы не только примирились с жандармами, но и стали кутить уже вместе с ними.